Тварина
Шрифт:
Тут уж и Катерина откапывала "топор войны", и дедушке тоже приходилось выкатывать бельма из глазниц от удивления и, возможно, от восхищения, поскольку сленг современной молодежи стал намного живописней. И тогда наступала чёрная полоса в её жизни. Когда на день-другой, когда на долгие недели. Мирила их опять же бабушка. Находила в дедушке потаенные точки в его характере, воздействовала на них, и они постепенно размягчали в нём закаменевшее сердце. Во внучке же она их хорошо знала, и добрым словом быстро восстанавливала в ней дух миролюбия. Она любила Катю, сочувствовала ей, и ещё за то, что у той личная жизнь как-то не складывается, а годочки уходят, и уже третий десяток подкатывает к своему зениту.
Но объединила их, деда и внучку, беда. Беда, навалившаяся на Анну Николаевну. Бабушка катастрофически начала слепнуть. Сын Вадим на своем "жигуленке" свозил её в областной центр МНТК. На диагностику нашлись средства, на операцию сразу нет. В МНТК поставили на очередь, на осень.
Этот срок удовлетворял всех: к этому времени поднакопят совместными усилиями денежки, и к празднику, к дедушкиному дню рождения, она выйдет к столу вполне здоровой, величавой, как это у неё когда-то получалось, и за праздничным столом споёт своим красивым сочным голосом его любимую песню – "По диким степям Забайкалья". Бог ей дал голос от природы. Она в молодости певала в капеллах и приглашалась в Народные хоры, и даже выступила с небольшой, но перспективной сольной программой. Дед заревновал невесть к чему, и ей пришлось пожертвовать талантом.
Однако операцию пришлось отложить, Анна Николаевна сломала ногу. Со спальни добиралась на ощупь до кухни и упала. Ковровая дорожка ли оказалась скользкой, в час неладный черти смазали, или же ветром край приподняло, тоже в час недобрый напахнул, и Анна Николаевна упала на ней.
Дед осерчал на бабушку и, похоже, очень. Такого подарка на свой праздник он никак не ожидал. Да и родственники тоже. Но для дедушки столь неуклюжее па, стало, видимо, невыносимым, и оттого он почти неделю не появлялся дома, жил на даче. Вся забота и хлопоты о больной легли на руки внучки. Когда она была дома, была и бабушка при догляде. Когда на работе, то старалась максимально подготовить для неё всё, что той будет необходимо в течение долгих двенадцати часов.
Ларек работал круглосуточно, поэтому продавщицы, Катя и её напарница, иногда их подменял хозяин для предоставления выходных, и то не частых, им приходилось работать по полусуткам. За столь продолжительное время девушки выматывались в этом металлическом "курятнике" – летом от жары и духоты, зимой от холода.
С работы Катя приходила и принималась за работу по дому: убирать за бабушкой, стирать, готовить еду, кормить – Анна Николаевна из-за глаукомы ослепла совсем. И так изо дня в день. Только появление деда немного ослабляло напряжение и внучке удавалось передохнуть, тут можно было выкроить время на личную жизнь, уделить его друзьям, сходить на какой-нибудь вечер, на чье-нибудь выступление из заезжих артистов. Да и так, хоть от души отоспаться. Но дедушка не так часто радовал своим посещением, и после его отъезда вновь наступали дни и ночи напряженных буден.
Но, она-то ладно. А вот каково было бабушке? Катя чувствовала, – дедушка за огородными делами прячется. Прячет свое охладевшее, если не сказать – холодное сердце. И когда случалось оставаться им одним, на той же кухне, она выговаривала ему.
– Ты б, дед, почаще домой наведывался. Анна Николаевна всё одна и одна.
– А там я на кого всё брошу? Заяц что ли придёт поливать, полоть? Ага, прополет он.
– Заяц, хм… Поди, зайчиха какая завелась?
И дед заводился.
– Какая зайчиха? Какая зайчиха?!. Вот придумала! Да я… Приедь, да посмотри, чем я там занимаюсь. Вот негодница! По себе меня меришь? Где он, твой королевич Елисей?
То, что дед может быть способным на какие-то мероприятия, связанные с сексуальными отношениями, Катя себе не допускала и в мыслях. До пятидесяти, ну от силы до шестидесяти лет, возможно, бывают индивидуумы. Раз Бог награждает отдельных людей каким-либо даром, то почему бы и не долголетними потенциальными возможностями в этом смысле? Но чтобы в семьдесят, – это в её сознании не укладывалось. Нет, в литературе, в том числе и художественной, ей встречались примеры, взять, хотя бы пример с писателем Гёте, отец которого произвёл его на свет, когда тому было за семьдесят, но за своим дедом она такого таланта просто не допускала. Не тянул он в её представлении на неординарную личность. Но ей нравилась реакция деда, и она, над ним потешаясь, разыгрывала его.
– Ну-ну, говори-говори… Тетке Полине достроил сарай, али она уже на дом замахнулась? Бабуле, Анне Николаевне, вон, позванивают доброжелатели. Дескать, побегиваешь к ней, по-суседски…
– Мне тоже позванивают, где ты и с кем шландыешь. Так што, теперь тебя на цепи держать?
– Что меня держать? Я вольная птица. А вот ты прижал бы хвостик-то, пока совсем не отпал, – посмеивалась она.
– Ну!.. Ну, Катюха! Ну, бесстыдница!
– Что бесстыдница? Больше бы дома находился, за бабушкой доглядывал.
– А тама-ка кто? – вновь заводился он. – Живо всё растянут-растащут. Сейчас у людей совести никакой не стало.
– Да и у нас поменило…
И дед исчезал на неделю, а то и дольше.
Дача находилась от города за сорок пять километров за селом Большая Елань, куда автобус ходил два раза в день: утром и вечером. Когда Никифор Павлович видел, глаза не подводили, он ездил на своём стареньком "москвиче". Потом перешёл на коммунальное обслуживание. Благо, что дачный посёлок был от их предприятия, и ветеранов оно обслуживало бесплатно. А не то, при таких ценах на билеты, никакой пенсии не хватило бы, себе дороже обходилась бы эта дачка. На других участках, сказывают, люди уже побросали свои "фазенды", фазендёры обанкротились. Никифор Павлович же не мыслил своего существования без земли. Когда, как не теперь, на старости лет, целиком ей отдаваться? И всякие проволочки, отвлекающие его от любимого дела, от земли, томили, злили его.
Катя этого не понимала.
10
Катя к деду вернулась по трём причинам. Если не считать четвертую – ностальгию. Но последняя для молодого человека не всегда может стать определяющей. Однако первые три были существенными и важными, даже жизненно необходимыми.
Первая – из-за квартиры. Как бы там не было, а жильё в нашей жизни главная необходимость. Оно притягивает к себе, вяжет по рукам и ногам, но в то же время и развязывает их, когда оно есть и в нужном месте. Вокруг жилья разгораются страсти, склоки и непримиримый антагонизм между родственниками, а порой и трагедии. Двухкомнатная квартира привязывала к себе и Екатерину, и крепко. Теперь же особенно, когда беспокойство охватывает не только за себя одну, но и за дочь. Потом она в ней прописана с детства, детство, считай, и прошло в ней. Перерыв в шесть лет можно опустить, поскольку она этот срок компенсировала и с лихвой, живя последующие десять со стариками. Это тоже, без приговора каторга. Да ещё с дедушкой Никифором Палычем.
И всё же, за все злоключения по его ли вине, по её ли, она к нему отчуждения не испытывала, в Катиной душе по-прежнему теплился огонёк любви к нему. Мало ли чего в семье не бывает, – а их совместное проживание она иначе не воспринимала как семья, – и шум и гам, теперь всё любо нам. Призабылись обиды. Теперь, став матерью, в ней тоже произошли кое-какие перемены. Сместились кое-какие понятия, принципы, следовательно, и произошло понимание отдельных моментов жизни, за которые не раз дед "промывал ей мозги". Да плохо, наверное. А тогда – до печёнок доставал.