Твердая рука
Шрифт:
— Допивай бутылку, Бобби, — сказал я.
— А ты не хочешь немного напоследок?
— Она твоя.
Он не возражал. Выпил, закусил и со вкусом рыгнул.
— А сейчас я пойду, — произнес он. — Попробую написать об этих жеребятках в третьем заезде. Надеюсь, ты не проговоришься моему редактору, что я смотрел второй заезд в баре, а не то он меня сразу выгонит.
На самом деле этого Боб совершенно не боялся. Он наблюдал из бара за многими скачками.
— До встречи, Сид. Спасибо за угощение. Он повернулся, кивнул и решительным шагом двинулся к выходу. По нему никак нельзя было сказать, что за полчаса он осушил чуть ли не целую бутылку. Несомненно, он умел вести себя да к тому же отличался завидным здоровьем. В общем, у него были просто феноменальные способности.
Я сунул журнал в карман пиджака и медленно побрел к выходу, размышляя о том, что мне наговорил Боб. Проходя мимо Джорджа Каспара, я сказал: «Чисто сработано», то есть отделался привычным в подобных случаях вежливым замечанием.
Он небрежно кивнул мне. На этом наше общение закончилось, и я направился к двери.
— Сид, — окликнул он меня.
Я обернулся.
— Я хочу познакомить тебя с Тревором Динсгейтом, — произнес он.
Я пожал руку новому знакомому, обратив внимание на его снежно-белые манжеты, золотые запонки, бледную, гладкую кожу, аккуратные ногти и золотое кольцо-печатку с ониксом на мизинце.
— Это ваша лошадь победила? — поинтересовался я. — Примите мои поздравления.
— Вы знаете, кто я такой?
— Тревор Динсгейт?
— Кроме этого.
Я впервые столкнулся с ним лицом к лицу. Сильных мира сего часто можно определить по их уклончивому, потупленному взгляду, в котором сквозит явное превосходство. Так было и с ним. К тому же темно-серые глаза, тщательно причесанные волосы и жесткие линии рта свидетельствовали о железной воле, натренированности и решимости.
— Ну, давай, Сид, — подбодрил меня Джордж. — Не стесняйся. Я говорил Тревору, что тебе все известно.
Я посмотрел на Динсгейта, но по уверенному выражению его лица судить о чем-либо определенном было трудно. Я ощутил лишь дразнящее ожидание. Я понимал, что многие считали мою новую профессию своеобразной игрой. В подобных ситуациях иногда приходилось рисковать.
— Вы букмекер? — осведомился я, а затем добавил:
— "Билли Бонс"?
— Слышал? — радостно откликнулся Джордж. — Я же тебя предупреждал.
Тревор Динсгейт воспринял мой вопрос философски. Мне больше не хотелось допытываться. Я сознавал, что вряд ли он дружелюбно отреагирует на мои расспросы. Насколько я знал, его настоящая фамилия была Шуммук. Тревор Шуммук из Манчестера. Он родился в трущобах, выбился в люди благодаря природному уму, поменял фамилию, избавился от акцента и обзавелся нужными знакомыми и покровителями. Как сказал бы по этому поводу Бобби Анвин: а разве мы поступили бы иначе?
Путь Тревора Динсгейта в высшую лигу был примечателен хотя бы тем, что ему удалось выкупить старую, но захиревшую фирму «Билли Боне». Под этим псевдонимом раньше действовали некие братья Рубинштейн и их дядя Селли. В последние несколько лет «Билли Боне» начал процветать и приобщаться к большому бизнесу.
Стоило раскрыть любую спортивную газету или пойти на скачки, как вам бросалась в глаза сверкающая розовая реклама, а лозунги типа "Больше никаких костей [3] , Билли — самый лучший" невольно привлекали внимание зрителей, собравшихся отдохнуть в воскресенье. Если дела фирмы шли так же успешно, как и кампания по сбыту, то Тревор Динсгейт был на верном пути, Мы спокойно обсуждали достоинства его победителя, пока не настало время третьего заезда и все заспешили к выходу, желая понаблюдать за молодняком.
3
Bones — кости (англ.).
— Как поживает Три-Нитро? — задал я вопрос, когда мы с Джорджем направились к двери.
— Отлично, — отозвался он. — Лошадь в прекрасной форме — Никаких проблем?
— Никаких.
Мы распрощались, и я по обыкновению беспорядочно провел остаток дня смотрел скачки, разговаривал с разными людьми и размышлял о всякой всячине Розмари я больше не видел и пришел к выводу, что она меня избегает. После пятого заезда я решил уйти Меня остановил служащий на ипподроме, дежуривший у выхода. Он явно испытал облегчение при встрече, словно ждал меня Бог весть сколько времени и наконец дождался.
— Вам записка, мистер Холли.
— Неужели? Спасибо.
Он дал мне простой коричневый конверт. Я положил его в карман и подошел к машине. Забрался в нее. Сел, открыл конверт и прочел записку.
"Сид,
Я занят весь день, но хочу с тобой увидеться. Не мог бы ты зайти в ресторан после окончания скачек?
Лукас Вейнрайт".
Я негромко выругался, вылез из машины и направился мимо стоянки машин и ворот к ресторану. Последний заезд только что завершился, и собравшиеся тут держались небольшими оживленными группками. Однако капитана Лукаса Вейнрайта я среди них не обнаружил. Он был главой службы безопасности Жокейского Клуба.
Несколько минут я бесцельно слонялся по залу, и наконец он появился, запыхавшийся от спешки, расстроенный, встревоженный, и принялся извиняться.
— Ты не хочешь чаю? — Он с трудом перевел дух.
— Не очень.
— Ничего Давай выпьем Мы можем здесь спокойно посидеть, нам никто не будет мешать, а в баре всегда полно народа. — Он провел меня к столику и указал, куда мне лучше сесть — Вот что, Сид. Не согласишься ли ты поработать на нас? — Капитан Вейнрайт не любил тратить время зря.
— "На нас" — значит на службу безопасности?
— Да.
— Официально? — с удивлением спросил я. Служба безопасности скачек знала, чем я теперь занимаюсь, вплоть до мельчайших подробностей, и не возражала против этого, хотя я вовсе не думал, будто они одобряют мою деятельность. В определенном смысле я работал на их поле и наступал им на пятки.
Лукас забарабанил пальцами по столу.
— Неофициально, — проговорил он. — Это мое сугубо личное дело.
Поскольку Лукас Вейнрайт был главой службы безопасности, то есть разведывательного и полицейского подразделения Жокейского Клуба, даже его неофициальные просьбы можно было с полным основанием считать весьма лестными и ценными По крайней мере, до тех пор, пока они не окажутся невыполнимыми или ненужными.
— А с чем это связано? — не удержался я.
Он что-то пробормотал и опять забарабанил пальцами, но в конце концов нашел приемлемую форму ответа.
— Понимаешь, Сид, все это строго секретно.
— Да — Я не имею права излагать тебе подробности.
— Ладно, — откликнулся я. — Это неважно. Продолжайте.
— А если я не имею права, то не могу обещать, что тебе заплатят. Я вздохнул.
— Я могу предложить... только помощь, если ты, конечно, будешь в ней нуждаться. И, разумеется, если это будет в моих силах.