Твердая рука
Шрифт:
— Как? — поинтересовался он.
Я спрошу у маленького Марка, решил я. Он многое узнал об этих типах. Надо признать, мальчишка умеет хорошо слушать.
— Вы хотите сказать, что я сейчас, на ходу сочинил байку про шотландцев?
Он оцепенело уставился на меня.
— Я также мог бы докопаться до истинных причин всей этой истории, неторопливо проговорил я. — Проследить, как зародились слухи о коррупции. Выяснить, кто еще, кроме Питера Раммилиза попросил вас остаться в «Мерседесе».
Лукас Вейнрайт молчал. Я не знал, удастся
— Ты готов к этому, Лукас? — спросил его сэр Томас.
Лукас вновь пристально поглядел на меня и не ответил.
— С другой стороны, — произнес я, — если вы подадите в отставку, то все кончится само собой Он отвернулся от меня и посмотрел на главного распорядителя.
Сэр Томас кивнул.
— Вот так, Лукас. Садись и пиши заявление об отставке. Мы подпишем его, и никакого суда не будет.
О подобной развязке можно было только мечтать, но в этот момент Лукасу показалось, что его постиг полный крах Его лицо вытянулось и побледнело, а губы задрожали.
Сэр Томас взял со стола лист бумаги и вынул из кармана ручку с золотым пером.
— Садись сюда, Лукас.
Он поднялся и жестом указал Вейнрайту на свое место.
Капитан с трудом добрел до стола и сел, не переставая трястись. Он написал несколько слов, которые я прочел чуть позже.
"Я ухожу в отставку с поста директора службы безопасности Жокейского Клуба
Лукас Вейнрайт".
Он оглядел застывшие лица собравшихся. Эти люди хорошо знали его и привыкли ему доверять.
Они работали с ним изо дня в день. Он не сказал ни слова в свою защиту. Я подумал, должно быть, им всем странно видеть, как он легко уступил и сдался.
Человек с волосами цвета перца и соли встал и направился к двери.
По пути он остановился и смерил меня ничего не выражающим взглядом, словно так и не разобрался в смысле происшедшего.
— Как я теперь смогу тебя остановить? — проговорил он.
Я не ответил.
То, что он имел в виду, лежало у меня на колене. Большой палец, четыре остальных и свобода действий.
Глава 20
Чарльз отвез нас в Эйнсфорд.
— Теперь ты просто не вылезешь из зала суда, — сказал он мне, — то Никлас Эш, то Тревор Динсгейт.
— Но не так уж плохо быть обычным свидетелем.
— Тебе виднее.
— Да, — подтвердил я.
— Любопытно, что станет делать Лукас Вейнрайт.
— Это одному Богу известно. Чарльз посмотрел на меня.
— Неужели тебе не хочется немного позлорадствовать?
— Позлорадствовать? — изумленно переспросил я.
— Над поверженным врагом.
— А что вы делали в морских сражениях, когда ваш противник шел ко дну?
Злорадствовали?
— Возьми его в плен, — предложил Чарльз.
— Да его жизнь и без того превратится в тюрьму, — немного помедлив, отозвался я.
Чарльз таинственно улыбнулся и через минуту проговорил:
— Значит, ты готов его простить?
— Не задавайте таких сложных вопросов. Люби поверженного врага. Прощай.
Умей забывать обиды. Нет, наверное, я плохой христианин, подумал я. Может быть, Лукас сам по себе и не внушал мне ненависти, но я вряд ли смогу его простить.
Мы приехали в Эйнсфорд и столкнулись в холле с миссис Кросс. Она несла поднос наверх, в свою комнату, и сообщила мне, что Чико проснулся, почувствовал себя лучше и спустился на кухню. Я прошел туда и застал его сидящим за столом.
Перед ним стояла чашка с горячим чаем.
— Привет, — сказал я.
— Привет.
С ним я мог и не притворяться. Я тоже налил себе чай и сел напротив.
— Ну и влип же я, — произнес он. — Ты согласен? Похоже, что я был в шоке.
— М-м-м.
— А вот ты не был. Ты еще легко отделался. Какое-то время мы сидели молча.
В его глазах застыла тоска, и причиной тому была уже не контузия.
— Разве ты не понял, что они пощадили тебя одного? — сказал он.
— Я не знаю.
— Им просто не удалось?
Я кивнул. Мы не спеша пили чай.
— Ну, и как они сегодня отреагировали? — поинтересовался он. — Эти боссы.
— Они выслушали меня. А Лукас подал в отставку. Вот и все.
— Но не для нас.
— Нет.
Я немного передвинулся.
— Что мы будем делать? — задал он вопрос, — Посмотрим.
— Я не смогу... — Он осекся. Я заметил, как он устал и выдохся.
— И я тоже не смогу, — откликнулся я.
— Сид. Я решил... С меня хватит.
— Ну, и что тогда?
— Буду преподавать дзюдо.
А я стану зарабатывать игрой на бирже, коммерцией, страховкой и на дивидендах. Так можно будет просуществовать... но для меня это не жизнь.
Мы допили чай и оба приуныли. Мы чувствовали себя проигравшими, и нам было стыдно. Если он откажется, я не смогу действовать в одиночку, подумал я. Он был идеальным напарником. Его проницательность, уравновешенность, легкий характер, чувство юмора, как я нуждался во всем этом. Да, по целому ряду причин я не сумел бы без него обойтись.
Я помолчал минуту-другую и заметил:
— Тебе это быстро надоест.
— Чемпионаты в Уэмбли и мои маленькие оболтусы?
Я потер лоб, и у меня зачесался шрам.
— Во всяком случае, — сказал он, — это ты на прошлой неделе собирался бросить свои расследования.
— Да, пойми. Я не люблю, когда меня... — Я оборвал себя.
— Бьют, — закончил он мою фразу. Я убрал руку со стола и взглянул ему в глаза. В их выражении я уловил чувство, минутой раньше прозвучавшее в его голосе. Двойной смысл любого сказанного слова. Иронию, смешанную с недоумением.