Тверской Баскак. Книга 2
Шрифт:
Сейчас бояре уже собрались, а я по-прежнему, словно зверь в клетке, меряю шагами горницу. Правильного решения до сих пор нет, а его надо обязательно найти, прежде чем выходить к совету.
«Зачем я послал их в датский Ревель? – Начинаю рассуждения по новой. – В поисках союзника, потому что не верю в искренность договоренностей между Датской короной и Орденом. Кто сейчас король в Дании? По-моему, Вальдемар II, и он же был королем, когда меченосцы оттяпали у Дании северную Эстляндию вместе с Ревелем. Пусть сейчас, по увещеванию папы и ради создания Ливонского ордена, эти земли датчанам вернули,
Останавливаюсь и со злостью спрашиваю самого себя.
«Ну что, проверил? – И с не меньшей злостью отвечаю. – Проверил! Я был прав! Эрик говорит, что наместник Датской короны в Ревеле ярл Густав Харреманд после седьмой кружки эля брякнул, что с радостью бы подсыпал говнеца тевтонам, но… Понятно, побаивается, как бы ему самому не накидали».
Понимаю, что надо оставить эти ненужные сейчас рассуждения и сосредоточиться на главном. Что предпринять для освобождения моих людей? Тут важно понять, для чего господин епископ это сделал, и варианта всего два: либо жадность затуманила ему мозги, и он польстился на чужое добро, либо ему не понравилась моя дипломатическая активность. Первое, маловероятно, ибо товара у Путяты было немного. Чуть железа, чуть сукна, в общем мелочь! Тогда второе, и это уже более серьезно. Через год они начнут войну за Псков, и епископ Герман, да и вся семейка Буксгевденов сыграет в нем не последнюю роль. Значит, хозяин Дерпта попросту щелкнул меня по носу, мол куда ты лезешь со свиным рылом, да в калашный ряд. И что дальше?! Не воевать же с ним из-за этого?!
«А почему нет! – Замираю осененный идеей. – Просто надо не упираться в страшное слово, а оперировать мерками нынешнего времени. Господин епископ что сделал? Если абстрагироваться от всего нематериального, то он нанес мне финансовый ущерб. То есть, если я отвечу ему тем же и на деле покажу, что размер потерь может быть таким, что епископату Дерпта реально придется с протянутой рукой пойти по миру, то он, теоретически, должен задуматься. Пусть размышляет, стоит ли оно того?! Может, проще будет договориться и вернуть этому русскому его людей и товары, чем терпеть громадные убытки…»
Чувствуя, что на верном пути, я вновь зашагал из угла в угол.
«И ведь для этого не надо идти войной и брать Дерпт штурмом! Нужно совсем другое!»
Обрадованно сжимаю кулаки и, выдохнув, выхожу в главную залу. Бояре уже сидят по лавкам. Видно, что собирались в спешке, многие не успели нацепить на себя все положенные им по рангу цацки.
Прохожу и сажусь на председательское место. По ведению собрания с прошлых времен ничего не изменилось. Роман Радимич остался на своем посту, и сейчас, дав мне занять место в кресле, он торжественно провозгласил.
– Консул и боярская дума собрались. Кто желает слово молвить?
После слов ключника повисла глубокая тишина, никто высказываться не торопится. Наконец, с места выкрикнул Еремей Толстов.
– Нам ссориться с ливонцами не с руки. У них сила, не нашей чета! Путята сам виноват, какого рожна он туда поперся! Прибылей захотелось, вот пусть теперь сам и хлебает.
Этого боярина я помню, он из ближников Якуна. Бросаю на него оценивающий взгляд, а в голове уже прокручивается оценка.
«Скорее всего, он не свои мысли выдает, а просто озвучивает чужое решение. Якуну-то сейчас самому высовываться не с руки, а напакостить мне видать очень хочется».
По наступившей вновь тишине и опущенным лицам вижу, что боярин огласил мнение не только Якуна, но и большинства думы.
В подтверждение этого поднялся Лугота и, ни на кого не глядя, произнес:
– Раз уж для Путяты и людей его мы сделать ничего не можем, то предлагаю хотя бы семьям их собрать во вспоможение. Кто сколько может, а для жены Путяты, – тут он глянул на меня, – можно и с казны товарищества пенсион назначить.
«Молодцы! – В сердцах мысленно крою бояр. – Я тут голову сломал, как мужиков из беды выручить, а они, умники, уже все решили. От худой молвы откупимся, а эти пусть пропадают, сами виноваты! Молодцы, нет слов!»
Поднимаюсь и, глядя в глаза тысяцкому, начинаю говорить:
– Денег семьям мы, конечно, соберем, в беде не бросим, но людей наших из застенков мы этим не вытащим. Вы, бояре, в праве любое решение принять и можете во всех бедах Путяту винить, но я, как консул Твери, вот что вам скажу. Я своих людей в беде не бросаю! Виноваты, не виноваты, в этом мы потом разберемся, когда они уже здесь будут, в Твери и в безопасности. А сейчас в первую очередь я должен всех тверичей домой вернуть!
После моей речи бояре притихли, сидят как оплеванные, а во мне злое торжество взыграло.
«Так вам и надо, а то зажрались тут, жопу не хотят оторвать!»
Первым из почтеннейшего собрания пришел в себя Острата.
– Так мы ж разве против, токма как это сделать-то?! Ты, консул, ежели знаешь, так скажи обществу!
В пику ему тут же выкрикнул Еремей. Он встал и с трагическим лицом по театральному развел руки.
– Это что же, консул нас на войну с ливонцами подбивает?! – Он обвел взглядом лица сидящих бояр. – Да в своем ли он уме?! Не будет на то нашего одобрения!
Вижу, что почти все поддерживают Еремея, а на морде Якуна написано ехидное торжество.
«Рано радуешься! – Мгновение упиваюсь этой картиной, а потом заявляю твердо и уверенно.
– Ни на какую войну я народ Твери не подбиваю, а людей наших из плена все же верну. – Повышаю голос, чтобы до каждого сразу дошло. – Лишь своими силами, без вашей помощи и ополчения Тверского. Прошу лишь вашего разрешения на дело правое.
Тишина тут же взорвалась множеством голосов.
– Это как же!
– Беду он на нас накличет!
– Пущай идет, ежели сам-то, авось и получится!
Призывая к тишине, поднялся тысяцкий.
– Не расскажешь обществу, чего затеял? – Он уставился на меня вопросительным взглядом, но я в ответ лишь отшутился.
– Ежели расскажу, то и вы в ответе будете, оно вам надо?!
Лугота, как и все здесь, понимает, что я могу исполнить задуманное, никого не спрашивая, но разрешение все же прошу. Значит, хочу, чтобы все было по закону, без урона боярской думе. А это проявление уважения и дорогого стоит.