Твои фотографии
Шрифт:
— Но ты больше из-за этого не переживаешь?
— В каком смысле?
— Ну, когда мы разговаривали в последний раз, ты сказала, что сожгла всю его одежду.
Лифт остановился на их этаже. Они вышли.
— Неужели тебе это интересно?
— Конечно.
— В какую нам сторону? В эту?
— Наверное. Тут с нумерацией комнат такая неразбериха.
Они зашагали по коридору.
— Значит, дело было так: я узнала обо всем, когда он был в отъезде, сожгла всю его одежду и улетела в Лос-Анджелес.
— В «Шато»*?
— Куда
— И у вас теперь все хорошо?
— Нормально. С ним я чувствую себя мужиком, но для меня это не проблема.
Они подошли к своему номеру.
— Кажется, этот.
Он посмотрел, как она вставляет карточку-ключ в замок.
— Не понимаю, о чем это ты.
— Он просто безумно красив, но такой дурак! Господи, что тут скажешь, если «Бартлби»** — его любимая книга! А это ведь, собственно, и не книга вовсе! Он ведь мне в подметки не годится. И я понимаю, что не ушла от него только потому, что он такой красавчик.
Дверь открылась, и они вошли. Пока они шли по коридору, Джина все что-то искала в своей сумочке.
— Надеюсь, Си-Ди-плееры у них тут есть?
— Конечно, — кивнул Мартин.
Она протянула ему диск «От станции к станции».
— Поставь шестой трек на повтор. Последнее время я могу только под него.
Мартин прошелся по комнате, открыл черный деревянный комод под телевизором и поставил диск в проигрыватель. Он оглянулся на Джину и удивился, какое экстатическое выражение стало принимать ее лицо по мере того, как волны музыки начали разливаться по комнате. Она скинула свои красные туфли, улыбнулась, искоса глядя на Мартина, и сняла футболку.
— Почему ты всегда так делаешь?
— Что? — она с тревогой посмотрела на него.
— Раздеваешься сама, как проститутка. Ты что, не любишь, когда тебя раздевают?
Выражение ее лица было трудно понять. Мартин никогда не знал, стоит ли брать с нею такой тон. Он всегда боялся, что когда-нибудь скажет ей что-то такое, что навсегда разрушит между ними связь. Но в эту минуту он решил, что немного агрессии не помешает — так он скорее подогреет ее интерес, чем проявляя чрезмерную осторожность.
Ее лицо приобрело прежнее выражение.
— Нет, мне нравится, когда меня раздевают. Мой бойфренд, например. Но с тобой все иначе.
Он подошел к ней и обвил ее сзади руками.
— Так, значит, ты не дашь мне себя раздеть?
Она лукаво посмотрела на него.
— А тебе очень хочется меня раздеть?
— Очень, — с улыбкой ответил он.
— Ладно, только сделай это грубо.
— Зачем?
— Мартин, я не хочу чтобы ты со мной расчувствовался, ладно? Все пойдет кувырком, если ты начнешь распускать нюни.
Он выпустил ее.
— Дай-ка сюда фотоаппарат.
— Только не это, — сказала Джина, — я не разрешу снимать меня.
— Потом мы их сожжем. Ну, давай я докажу, что вовсе не такой чувствительный.
Джина открыла сумку, нашла фотоаппарат и кинула ему. Он приземлился на матрасе рядом с ним.
— Ну-ка, знойная женщина, покажи себя, — сказал он.
Она улыбнулась и выгнула спину, приподнимая груди руками. Мартин щелкнул, и она быстро подбежала, чтобы посмотреть, что получилось. Он потряс высунувшимся снимком и показал ей.
— Ну как?
— У меня тут какой-то странный подбородок. Дай-ка я тебя сниму.
Мартин снял пиджак и откинулся на кровати.
— Задери рубашку, — приказала Джина.
Он подчинился.
— Так ты похож на малолетнюю жертву из подпольной порнухи. Прими более мужественный вид.
Мартин рассмеялся и сменил позу. Она положила ему руку на плечо и прижала его к кровати. Скоро ему стало тяжело, и он попытался скинуть ее, но она не сдавалась и продолжала щелкать фотоаппаратом. Он обвил ее ногами и подмял под себя. Следуя пожеланиям Джины, он рванул вниз чашечки ее лифчика и начал целовать вынырнувшие наружу груди, а потом расстегнул застежку. Потом, смеясь, взял фотоаппарат и сделал еще один снимок.
— Вот эту, пожалуй, стоит поместить в Интернет… — Его смех был прерван ударом ноги в голову, и он повалился с кровати на пол.
Звонок в 5:30
Еще в четыре Элисон поняла, что Мартин на работу не вернется. Ей и до этого сложно было сконцентрироваться на работе, но теперь она чувствовала себя положительно несчастной. Она не была на сто процентов уверенной, что Мартин проведет этот вечер, трахая Джину, — иногда после затянувшегося обеда он отправлялся прямиком домой — но какое-то странное печальное чувство подсказывало, что именно так оно и есть.
Прежде чем позвонить своему бойфренду, она выждала полтора часа, чтобы совладать с настроением. У Эдриана настроение практически не менялось — единственное, что могло бы вызвать у него депрессию, это всемирный дефицит сэндвичей с беконом, — и поэтому он всегда остро чувствовал, если с ней было что-то не так.
— У вас все нормально? — спросила она весело.
— Ага, — он над чем-то смеялся.
— Ну и что же вы сегодня воссоздаете?
— Выступление «Нирваны» в Ридинге. Второе, на пике их популярности, когда ходили все эти истории про наркотики, и они выступали вслед за Ником Кейвом. Сьюзан сперла из больницы инвалидное кресло.
— Что?
— Ничего страшного, оно старое, никто его не хватится. Оно было нам необходимо, потому что тогда он точно в таком же выкатился на сцену.
— Ясно.
— Не злись. — Слышно было, как Сьюзан кричит что-то из их комнаты.
— Я не злюсь.
— Я пока не смог вырваться в магазин, но ты не волнуйся. Сюзанн меня подстрахует.
— Эд, я вообще-то поэтому и звоню. Я тут подумала, может, нам лучше пойти в ресторан. Можно Сьюзан с собой взять, если хочешь.
Он помолчал.