Твои фотографии
Шрифт:
Чарли не знал, что делать. Оставалось только взять ее руку и поцеловать.
— Ты не сказал, что любишь меня. Любишь? — неожиданно спросила Эйприл.
Даже в машине он ощущал запах ее волос: вишневое дерево и клен. Вспомнил, что его собственная мамаша требовала показать, как сильно он ее любит. Как он раскидывал руки… нет, не стоит об этом думать. Лучше поразмыслить, как сделать Эйприл счастливой, подарив маленькую идеальной формы грушу, как она иногда смотрит на него, словно не в силах поверить своей удаче.
— Неужели ты не знаешь, как много значишь для меня? — выпалил он.
Эйприл подняла глаза.
— Я делаю тебя по-настоящему счастливым,
Дорога поплыла перед ними. Чарли увидел табличку. Они были всего в миле от дома.
— Я люблю тебя. И думаю, нам нужно пожениться, — сказала она. — И тогда увидишь, какими счастливыми мы можем быть!
Они поженились осенью, у мирового судьи. Родители Чарли наняли такси, чтобы присутствовать на свадьбе, хотя были сбиты с толку и оскорблены, поскольку впервые в жизни видели Эйприл и Чарли не собирался устраивать свадьбу на Манхэттене, где жили все его друзья. Отец Чарли вручил сыну чек в светло-голубом конверте на солидную сумму, а мать, глядя на Эйприл в простом длинном белом платье с засунутой за ухо розой, выращенной Чарли, вздохнула:
— В этом она собирается выходить замуж? Похоже на ночную сорочку.
Но она все-таки обняла Эйприл и, когда та назвала ее мамой, снова вздохнула.
Через десять минут Чарли и Эйприл стали мужем и женой.
О, супружеская жизнь была чудесной! Они готовили затейливые блюда на ужин и ели их при свечах. Часами занимались любовью. Во сне она всегда обнимала его… кроме одной ночи, которую он промучился в гриппе. Но и тогда она обнимала его подушку.
Конечно, оба хотели детей.
— Мы будем семьей, — мечтала Эйприл. — Настоящей семьей.
Они верили, что их семья будет другой. Непохожей на те, в которых они выросли.
Два года спустя, в самый холодный день зимы, Чарли сидел на корточках в родильной, держа Эйприл за руку и наблюдая, как появляется на свет Сэм. Когда доктор поднял новорожденного, Чарли, увидев маленькое личико с широко открытыми, смотревшими прямо на него синими глазами, заплакал.
— Что случилось? — встревожилась Эйприл. — С малышом все в порядке?
— Лучше некуда! — заверил Чарли, вытирая слезы и целуя жену.
Мать Чарли предложила оплачивать няньку.
— Тогда по крайней мере ты будешь посвободнее. Сможешь вести прежнюю жизнь.
— Прежнюю жизнь? — ужаснулась Эйприл. — Но малыш — вся моя жизнь.
— Чарли, дашь знать, когда Эйприл передумает, — бросила свекровь. — И поверь, она передумает. Со мной так и было.
— Эйприл не ты, — усмехнулся Чарли.
Эйприл так и не последовала совету свекрови, но часами сидела за книгами по воспитанию, листала их и подчеркивала синим фломастером нужные места. Она не могла выйти в парк или на пляж без того, чтобы не донимать вопросами других молодых матерей. Плюхалась на скамью рядом с няней и вытаскивала блокнот. Пеленая Сэма, она тихо разговаривала с ним, пересказывала книжки, которые читала, последние новости и, когда Чарли подшучивал над ней, только пожимала плечами.
— Не важно, что ты говоришь. Дети должны слышать твой голос.
Она пела Сэму в ванне и, когда тот плакал посреди ночи, оказывалась рядом, хотя Чарли еще не успевал дотянуться до халата.
— Я рождена для этого, — твердила она.
Впервые со дня свадьбы Чарли встревожился. Она казалась ему скорым поездом, а он — старой поломанной колымагой, едва плетущейся следом.
Он не признался Эйприл, не хотел омрачать ее счастье, но она была на седьмом небе, и материнство стало для нее высшей наградой. Он же вовсе не был так уверен, что хочет стать отцом, особенно теперь, когда у них был Сэм. Он знал, что это эгоистично с его стороны. Но Эйприл ускользала от него на орбиту материнства. Он постоянно думал, что отныне она принадлежит не ему одному.
По ночам Эйприл вспоминала о Чарли только мельком, ерошила ему волосы, гладила по голове, занятая собственными мыслями. Всегда очень чувственная и легко отзывающаяся на ласки, сейчас она слишком уставала или была занята чтением книг о воспитании детей. Даже когда они все-таки занялись любовью, она казалась погруженной в себя и постоянно прислушивалась. Потом он обнял ее и прижал к себе. Когда ребенок заплакал, Чарли сказал:
— Я подойду.
Он встал и направился в детскую, залитую лунным светом. От Сэма пахло тальком. У него были темно-синие, до черноты, глаза и челка смоляных волос. Когда Чарли укачивал его, малыш положил крохотную ручонку на его плечо, и он испытал настоящее потрясение. Его сын. Он держит своего сына!
— Сэм, — прошептал он, — Сэм…
Малыш зевнул и уставился на него, словно в этот момент они делили поразительную тайну.
Чарли взял две недели отпуска, чтобы побыть с новорожденным, но пришлось заниматься домашней работой: стирать кучи пеленок, казалось, размножавшихся делением, готовить то, что попроще и полегче и не требует много посуды, убирать и пылесосить ковры. Потом они вместе с Эйприл стояли над колыбелью и зачарованно смотрели на Сэма, который с поразительной регулярностью спал, плакал, мочил пеленки. Чарли наклонялся над колыбелью и вдыхал запах младенца. Поднимал его и зарывался лицом в мягкий животик.
— Я и мои мужчины, — улыбалась Эйприл.
— Он похож на меня? — спрашивал Чарли. — Как по-твоему, у него мои глаза?
— Глупости, — смеялась Эйприл, — он моя точная копия.
Выйдя на работу, Чарли решил, что почувствует облегчение. Ни белья. Ни готовки. Но он только и думал, что о цвете глаз Сэма, синих, как новенькие джинсы. Представлял себе лицо сына.
— Займись тут, а я домой, — сказал он десятнику и помчался самым коротким маршрутом. Ворвался в комнату и, не застав Эйприл и Сэма, побежал искать их во всех местах, где они предположительно могли гулять. В парке. На детской площадке. И наконец, в ресторанчике «Джонни Рокет», где они сидели в кабинке. Он запыхался и вспотел, сердце пропускало удары.
— Господи, ты ужасно выглядишь! Заболел? — ахнула Эйприл. Чарли уселся и взял ручонку сына.
— Теперь все лучше некуда, — заверил он.
Семейство Нэшей. Он любил повторять эти два слова. И даже записал их на автоответчик.
«Семейства Нэшей сейчас нет дома!»
Семейство Нэшей ездило в пиццерию по пятницам. Все официантки знали Эйприл и посыпали их пиццу двойной порцией сыра. Женщины ворковали над малышом и поддразнивали Чарли. Семейство Нэшей ездило в кинотеатр для автомобилистов (Кейп-Код — единственное место, где они еще существовали), а Сэм тем временем мирно спал на заднем сиденье. Чарли и Эйприл держались за руки, жевали попкорн и смотрели сдвоенные фильмы. Если последние были не слишком хороши, супруги особенно не возражали. Уходили на пляж, расстилали одеяла под большим зонтиком. Ездили на Манхэттен навестить родителей Чарли, которые обожали малыша и гуляли с ним по Центральному парку, от зоопарка до пруда с утками. Обнимали Эйприл, жаловались, что она слишком худа даже по стандартам Нью-Йорка, а видела ли она, какие чудесные здесь парки? Не подумывает ли вернуться в школу?