Твои фотографии
Шрифт:
— С ним все будет хорошо. Это сильный мальчик, я вам точно говорю, — громко и уверенно объявила сестра, но тут же отвела Чарли в сторону, подальше от Сэма. — Это шок, — тихо пояснила она. — Слишком сильное потрясение. Он нуждается в любви. Дайте ему как можно больше любви, и с ним все будет в порядке.
Чарли вернулся к Сэму и обнял его. Но Сэм вырывался. Глаза невероятно огромные, зрачки черные и словно стеклянные. Он смотрел сквозь Чарли, словно того здесь не было.
— Я убежал! — выпалил Сэм. — Убежал от машины.
— Все хорошо,
— Я не знал, что еще делать!
— Ты убежал и сейчас сидишь здесь, живой и здоровый, — выдавил Чарли. — Что ты делал в машине, малыш? И куда вы с мамой ехали?
— Мне не позволяют увидеть мамочку, — пожаловался Сэм.
— Моя жена… — начал Чарли. Мимо прошел санитар, толкая каталку.
— Вам придется найти доктора, — твердо заявила сестра. — Сегодня очень много пациентов.
— Посиди здесь и никуда не уходи, — велел Чарли Сэму. — Оставайся с сестрой, а я найду маму.
Ему не терпелось увидеть Эйприл. Они обнимутся, поплачут, и в свете случившегося их утренняя ссора покажется всего лишь досадной пылинкой, которую можно стряхнуть и навсегда забыть.
Все прекрасно. Сэм жив. Эйприл, возможно, получила ушибы и синяки и сейчас забинтована или в гипсе: слишком страшно для маленького ребенка. Этого ему видеть не стоит, и, конечно, Сэма нужно подготовить, утешить и все объяснить.
Не успел он отойти, как его окликнули:
— Мистер Нэш!
Чарли обернулся. К нему направлялся доктор с двумя копами в мундирах. Лица суровые, губы сжаты.
— Мистер Нэш.
Доктор был в зеленом костюме. На шее висела маска.
— Где моя жена? — спросил Сэм.
— Мистер Нэш…
Чарли огляделся.
— Она на другом этаже? — спросил он и неожиданно заметил легкий мазок горчицы на рукаве доктора.
— Мне очень жаль, — выдавил тот.
Потом он запомнил лишь вопросы копов, на которые не находилось ответов. Те же самые, что задавали массачусетские полицейские. Копы попросили разрешения поговорить с Сэмом, но тот упорно молчал, хотя Чарли стоял рядом, держа его за руку. Медсестра отдала ему маленький пластиковый пакет с вещами Эйприл. Ее портмоне, расческа, носовой платок… все такое знакомое. Доктора расспрашивали его о карточке донора, найденной в портмоне, и просили подписать разрешение отдать ее органы кому-то неизвестному. Кто-то другой коснется кожи Эйприл. Кто-то другой будет смотреть на мир ее глазами. Его просили подписать документы на вскрытие и заявление в похоронное бюро.
Но он тупо смотрел в пустоту.
— Мы можем направить вас к кому-нибудь в Оукроузе, — мягко сказала социальная работница. И он кивнул.
Еще он помнил, как вошел в какую-то комнату с длинным столом, на котором лежала его жена, раскинувшись, словно отдыхала. Лицо спокойное, расслабленное, белое, как бумага, на губах играет легкая улыбка, словно даже с закрытыми глазами она знала, что он здесь, и
Он коснулся подола ее платья, незнакомого, не виденного ранее. На секунду он даже подумал: а вдруг это не Эйприл?!
На щеке серел странный треугольник. Он сжал ее лицо, гладил руки, шею…
— Дыши, — умолял он. Взобрался на стол, лег рядом и обнял ее. Закрыл глаза, но тут услышал чьи-то шаги.
— Мистер Нэш, — сказал кто-то, и он, открыв глаза, снова увидел чертову социальную работницу, но не мог пошевелиться, не мог заставить ноги двигаться. Она дотронулась до его руки, и он оцепенел. — Могу я кому-то позвонить от вашего имени? — спросила она.
— Позвоните Эйприл, моей жене.
Женщина немного помолчала.
— Есть еще родственники?
Он покачал головой.
— Я знаю, как это тяжело. И знаю, что вы сейчас испытываете, но вам нельзя здесь оставаться.
Чарли вспомнил об Эде, сидевшем в комнате для посетителей.
— Откуда вам знать, что я испытываю?
Она положила руку ему на плечо.
— Моя дочь умерла в десять лет. Подавилась жвачкой.
Чарли зажмурился. Если не шевелиться, она, может быть, уйдет.
— Я сама позвоню в похоронное бюро. Они распорядятся отвезти вашу жену домой. Вы согласны?
Он почувствовал, как в руку суют карточку, и открыл глаза. На карточке было напечатано: «Похоронное бюро братьев Роланд».
— Она хотела кремацию, — пробормотал он.
Она кивнула:
— Я им скажу. Но вы должны увезти сына домой.
Он медленно, с трудом, словно старик, слез со стола и пошел за женщиной по коридору, сначала вдоль синей, потом вдоль красной линии, в маленькую комнату, где сидел Сэм, уже полностью одетый, с повязкой на руке, и болтал с медсестрой. Но, взглянув на Чарли, сразу замолчал.
— Пойдем, мы едем домой, — тихо сказал тот. Сэм соскользнул с койки и крепко сжал отцовскую ладонь.
Полицейские уже ждали, неловко сунув руки в карманы.
— У вас есть на чем добраться домой? — спросил один.
Чарли кивнул, отправился на поиски Эда, и тот, едва увидев его лицо, сделал то, чего никогда не делал раньше: стиснул плечи Чарли.
— Сейчас я отвезу вас домой.
Было уже поздно, округа спала, окна были темные, занавески задернуты. Только в соседнем квартале самозабвенно орал рыжий кот Галлахеров.
— Тебя можно оставить? — спросил Эд, и Чарли вспомнил жену Эда, стройную, хорошенькую женщину с рыжими вьющимися волосами. Должно быть, она тревожится за мужа.
Чарли положил руку на плечо Эда.
— Наверное, я никогда не смогу отблагодарить тебя за то, что ты сделал. Езжай домой, — устало попросил он.
Сэм, спотыкаясь, поковылял по дорожке. Чарли поднял его на руки, теплый сонный комочек с рваной раной по всей руке. Шрам в самом деле останется.
Он отнес Сэма в детскую, уложил в постель, и мальчик заснул, едва голова коснулась подушки.