Твои фотографии
Шрифт:
Чарли открыл рот и тут же закрыл.
— Где ты была? Для того чтобы поехать домой и вернуться, не нужно столько времени!
— Я поехала прогуляться.
— Прогуляться? Сейчас?
Она сняла пальто.
— Мне нужно было подышать свежим воздухом.
— Ты не могла меня предупредить? Эйприл, ты понимаешь, что здесь происходит?
Она отдала ему влажное пальто.
— Но я вернулась, и не смей меня критиковать. Не смей говорить, что я плохая мать!
Она возвратилась в палату и снова заглянула в палатку. Чарли последовал за ней, и они вместе уселись подле Сэма, который к тому
— Что за чирей на заднице, — ворчала одна. — Почему все кошмарные мамочки приходятся именно на мою смену?
— Помнишь ту женщину с маленькой девочкой? Родственница Мюнхгаузена? Такая милая, добрая, все ее обожали! Делала для дочери все на свете! Если бы мы не позвонили в социальную службу, ребенок бы умер!
Эйприл насторожилась. Чарли встал. Эйприл утверждала, что сестры ее не любят, но он считал, что жена преувеличивает. Он знал, что родственниками Мюнхгаузена называли родителей, намеренно доводивших детей до тяжелой болезни, чтобы их госпитализировали: матерей-чудовищ, жертвовавших жизнями своих детей, чтобы оказаться в центре внимания.
— Пойдем прогуляемся, — попросил он Эйприл, и та последовала за ним в коридор.
Сестра складывала полотенца на тележке. Чарли тронул ее за плечо.
— Почему вы сказали такое о моей жене? — резко бросил он.
— Простите, я очень занята, — отговорилась сестра.
— Мы вас слышали. Родственница Мюнхгаузена. Почему вы так ее назвали?
Сестра уложила полотенце в нижнее отделение тележки.
— Я работаю здесь шесть лет и навидалась всяких родителей. И вот что я вам скажу: любящие родители не приносят астматику плюшевых игрушек в больницу. Не дают ему сандвич с арахисовым маслом, если он аллергик.
— Какое масло? — удивился Чарли.
— Как я уже сказала, у меня много дел, — повторила она и увезла тележку.
Долгое время супруги молчали. Эйприл прислонилась к стене. Она потянулась к Чарли и тут же уронила руку. Чарли во все глаза смотрел на нее, не в силах осознать происходящего.
— Ты давала ему арахисовое масло? — выдавил он наконец. Эйприл отмахнулась.
— Он не хотел есть ленч, — тихо пояснила она. — Я намазала тост тончайшим слоем, и он доел все. Видел бы ты, как он был счастлив! И никакого приступа не случилось.
— Эйприл, ты не понимаешь, насколько это серьезно? Ты спятила? Ты в своем уме?
— В своем уме? Как ты смеешь говорить со мной в подобном тоне?! Я не сплю по ночам, тревожась о Сэме! Ни о чем другом думать не могу! Каждый день часами сижу за компьютером, пытаясь найти ответ, как вылечить Сэма. Если я не в своем уме, то лишь от беспокойства. Чем я так обозлила этих сестер? Пытаюсь все делать правильно, но из-за одной ошибки они ведут себя так, словно я готова намеренно повредить своему сыну!
Он коснулся ее руки, но она отпрянула.
— Посмотри, в воздухе пляшут пылинки. Как насчет этого? Почему в больнице не борются с пылью?
Она нервно одернула свитер.
— Спасибо за то, что был на моей стороне.
— Я на твоей стороне. Конечно, на твоей!
— Разве? — спросила она и быстро ушла.
Он сказал себе, что она хотела только добра. Ну, подумаешь, выступила против запретов. Что тут такого? И есть ли на свете идеальные родители?
Воспоминания о тех временах привели Чарли в отчаяние. «Мама астмы», называла себя Эйприл. Мама астмы. Как она добивалась, чтобы Сэма сделали если не игроком, то хотя бы водоносом! Как ей пришлось объяснять ему, почему он не может переночевать у друга, поскольку в том доме были две кошки и собака. Он знал, что болезнь сына изводила ее, но зачем она забрала его из школы в день аварии? Куда они направлялись?
Чарли взглянул на Сэма, погруженного в книгу, и, войдя в спальню, закрыл дверь, чтобы спокойно сделать несколько звонков. Сначала он позвонил в школу и поговорил с директрисой, мисс Патти.
— Я хотела звонить вам. Мы очень сожалеем, — сказала директриса.
— Когда Эйприл забрала в пятницу Сэма? — спросил он.
— Но она не забирала его. Я так и сказала полиции, — удивилась мисс Патти.
— Что? Что вы сказали полиции?
Внутренности Чарли словно охватило огнем.
— Погодите… вы просто позволили ему уйти? Неужели не понимаете, насколько это серьезно? Неужели не следите за детьми? Не проверяете, где они?
— Мистер Нэш! Ваша жена часто приходила и забирала Сэма, иногда посреди занятий — и почти всегда без спроса. Мы говорили с ней на эту тему.
— Вы о чем?!
Он сразу поверил, что Эйприл неожиданно появлялась и увозила Сэма. Но куда и почему?
— Преподаватель сообщила мне, что звонила к вам домой, чтобы спросить, где Сэм, но никто не ответил. А было это… примерно в обед.
Чарли не мог говорить. Он вцепился в трубку так, что побелели костяшки пальцев.
— И вы никому ничего не сказали? Не подумали позвонить мне?
Его голос сорвался.
— Мистер Нэш, — возразила мисс Патти, — я не знаю, как это вышло, но уверяю, мы следим за каждым ребенком, и ничего подобного больше никогда не произойдет. Мы все очень сожалеем и рады, что с Сэмом ничего не случилось.
— Кое-что случилось, — бросил Чарли и повесил трубку.
Второй звонок был в «Блу Капкейк», и Кейт, владелица заведения, сразу спросила, получили ли они посланную ею корзинку с едой.
Чарли понятия не имел. Но поблагодарил ее.
— Эйприл приходила на работу в пятницу? Она не уволилась, нет?
— «Нет» на оба вопроса. Я позвонила к вам домой часов в десять, когда потребовалась помощь, но никто не ответил. Пришлось самой обслуживать столики.
Он хотел спросить, не заметила ли она, что с Эйприл что-то неладно, но слова застряли в горле.
— Что же это творится?
Он никогда не был так уж религиозен, хотя родители водили его в церковь и рассказывали о Боге. Но сейчас подумал, что там, наверху, кто-то есть, какая-то сила, которая управляет событиями, но, конечно, не человек с бородой, раздающий наказания и испытывающий невинных, чтобы проверить их твердость в вере. Чарли старался жить честно, быть хорошим человеком, поступать правильно, чтобы сделать этот мир хоть немного лучше. Можно отдавать любовь безоговорочно, обращаться с людьми бережно. Следовать всем заповедям, имевшим смысл, и все же мир может тебя уничтожить. Нет причины и следствия. Нет кармы. И по правде говоря, теперь он не был так уверен, что знает, по каким законам существует мир.