Твои, мои, наши
Шрифт:
Я в этот момент я была готова всё сказать, всю правду. А дальше пусть хоть трава не растёт, раз он так всё воспринял, как мне показалось без радости.
— Цыц! Дурёха! Я рад! Я рад, но ты… Лиля, тебя же порвёт с двух сразу, ты лопнешь! — возмущался Витя, хватаясь за голову.
Первые секунды от Витиной реакции и паники мне было страшно, а после его слов что я лопну стало смешно. Я расхохоталась, не в силах сдерживаться.
— Что ты смеёшься?! У Самойлова Димки сын недавно родился, вот такой! — Витя развёл руки, показывая какого-то нереального
— Витюша, так все детки разные рождаются, я вот родилась всего лишь два восемьсот, а ты?
— Я? Я не знаю, надо у мамы спросить, а где мой телефон?
— Завтра спросишь.
Я решительно взяла Виталия за руку и повела в спальню, отвлекать от дурных мыслей.
19
— Лиля, просыпайся.
Даже ласковый оклик Виталия не был способен поднять меня утром с кровати. Переживания из-за предстоящего разговора о двойне, подготовка к приезду Виталия и сама ночь любви высосали из меня все силы. Головой такой тяжёлой я уютно лежала на подушке и не хотела вставать. Была готова прогулять работу, нагло воспользовавшись своим положением.
— Я ещё часик, — пробормотала в подушку, повыше натягивая на себя одеяло.
— Какой часик? Нет у нас часика, — усмехнулся Витя и стащил с меня одеяло.
Я повернулась и посмотрела на него возмущённо. Смена положения принесла мне одни неудобства. Ногу свело, а в спину упёрлось скомканное покрывало.
— Я отпрошусь с работы, — буркнув, я попыталась вернуться в удобное положение.
Но со сведённой судорогой ногой я справилась на раз, а вот лечь удобно уже не получилось. К тому же Витя дал понять, что спорить не собирается.
— Вставай, ты и так сегодня выходная, считай, что я тебя приватизировал на ближайшие две недели, — заявил он, сдёрнув с меня и покрывало.
— Что это значит? — сев на краю кровати, я пыталась сунуть ноги в тапочки, но у меня плохо получалось.
Витя скинул одеяло с покрывалом и бросился мне в ноги помогать.
— Нам нужно всё подготовить к свадьбе, ремонт ещё. Нужно всё успеть и ты знаешь, я не уверен, что тебе стоит работать, — он действительно сомневался, глядя на меня снизу вверх.
— Я себя прекрасно чувствую, анализы и узи хорошие, — протараторила я, окончательно просыпаясь.
Прямо в жар и сразу в холод бросило от Витиных слов. Он в этот момент так был похож на Родиона, ведь и тот меня всё уговаривал засесть дома. Я этого страшно не хотела.
— А вот этот резус-отрицательный? Как там? — хмурясь, уточнил Витя.
Он так переживал, что у него побелели губы.
— Пока ничего. Анализы хорошие, — я поторопилась его успокоить, обнимая за шею.
Витя только успокаиваться не собирался, ему нужны были подробности. Он освободился от моих объятий, и поднявшись потёр шею пыхтя.
— Ты поподробней объясни, что эти твои анализы хорошие означают и чего нам ждать?
— Значит,
— Завтрак я уже приготовил, иди, умывайся, я постель заправлю, — задумчиво, практически на автомате проговорил Витя.
Взгляд у него был потерянный и на меня он не смотрел. Словно задумался о чём-то.
— Надо… лучше постельное вовсе сменить, — сказала, хохотнув, на что Витя автоматоматически кивнул.
Он меня услышал, стал стягивать с кровати простынь, но сам был по-прежнему не в себе.
Я решила, что он действительно врачей боится, только об этом мне было ничего не известно. Можно было, конечно, спросить у Любови Богдановны. Только как? А вдруг спрошу и она навяжется меня сопровождать в больницу вместо сына? Витю прямо спрашивать тоже не хотелось.
Всё думала об этом, когда принимала душ и приводила себя в порядок, но так ничего и не придумала. Ещё меня отвлекло сердечко на запотевшем зеркале. Витя постоянно такие рисовал, и я по ним скучала не меньше во время его отъезда.
Переодевшись после душа, я пошла на кухню. Витя уже накрывал на стол, давно справившись с постельным. Прям чувствовался в нём долгий холостяцкий образ жизни. Он всё по дому мог и делал сам.
— И что у нас на завтрак?
— Еда, — улыбнулся уже прежний весёлый Витя, без тени той печали в спальне.
Я с любопытством заглянула под крышку ковшика.
— Овсянка? — скривилась я, последнее чего бы мне хотелось на завтрак, — Фе! Я не хочу овсянку.
— Лапушка, ты чего? Это никакая не овсянка! Овсянка, — хмыкнул Витя, буквально оскорбившись не моим пренебрежением, а именно тем, что я в ковшике разглядела овсяную кашу.
— Не овсянка? А что это? — спросив, я даже понюхала.
Пахло обычной овсяной кашей с ягодным наполнением и сливочным маслом.
— Это же клубничный клафути! — с пафосом объявил Витенька, закатив глаза.
— Кла… как? Фути? Что? — переспросила я, рассмеявшись от Витиного образа и смешного названия.
— Клафути! Садись за стол, — потребовал он, и накинув на руку полотенце, стал косить под официанта.
— Ну раз клафути, то я попробую, — приготовилась к чему-то новому, хотя сомнения продолжали терзать.
Чувствовала своими ноздрями, что меня разводят, а за Витенькой такое уже водилось.
— То-то же! — Витя радостно засуетился, разливая по тарелкам, на мой взгляд, овсяную кашу.
После снятия пробы, я лишь убедилась, что мне не кажется. Обыкновенная овсяная каша с клубничным вкусом. Сладкая. Сразу стало интересно узнать историю этого клафути, чьё это блюдо. А то стыдно было с самого детства есть на завтраки клафути и не знать, что он это он.
Полезла в поисковик на телефоне и уже без удивления выяснила, что я была права, а Витя просто жулик!