Твои, мои, наши
Шрифт:
— Он знает, но…
Лариса договорить не успела, я просто оттолкнула её, швырнула ей все пакеты, не став дальше слушать. Неслась домой без оглядки. Столько лет мучиться, изводить себя, а он всё знает!
Знает!
Пока я добралась до дома, Лариса, естественно, на меня уже настучала по телефону.
Муж уже в подъезде встретил словами:
— Только не кричи, дети проснулись уже. Минут пятнадцать у нас есть, пока они рисуют, — он подхватил меня под руку и завёл на кухню.
— Ты с самого начала знал, что это не твои дети? — спросила, смахнув слёзы обиды.
Я обманула любимого человека и рыдала теперь от обиды, что сама
— Не смей, как даже язык повернулся? — упрекнул Витя, полоснув по мне тяжёлым взглядом.
— Ты всё знал с самого начала и молчал! Как ты мог?!
— Я хотел во всём признаться, хотел. Только зачем? Ты успокоилась, и я решил оставить всё как есть. Всех всё устраивало, а эти лишние разговоры… Ну к чему это?
— Я успокоилась?! Да с чего ты решил, что я успокоилась?!
— Ты об этом перестала говорить с Ларисой, и мы все решили, что ты успокоилась. Что всё хорошо и было решено оставить как есть. Что тебе незачем знать обо всём этом.
— Кто все? У вас там целое тайное собрание по поводу твоего отцовства и моей лжи?!
— Лапушка, не кричи. Дети же, — Витя смотрел уже по-иному.
Умоляюще, а голос словно мы обсуждаем что-то пустяковое.
— Отвечай! Кто ещё?! Говори!
— Я, Лариса и наши мамы, — нехотя признался муж, окончательно выбивая почву у меня из-под ног.
— То есть и мама всё знала? Моя и твоя? — я собиралась сползти по стеночке, но Витя не позволил.
Он подхватил под руки и усадил на столешницу, чтобы глаза в глаза. А я ничего из-за потока слёз не видела. Меня душили обида и стыд. Одно дело врать человеку, который ничего не знает и другое врать тому, кто в курсе твоей лжи.
— Лиля, посмотри на меня, посмотри, — Витя смахнул с моих ресниц катящиеся слёзы.
Всхлипнув, я посмотрела в его спокойные зелёные глаза, именно в эту секунду осознав, что мы всё преодолеем. Всё.
— Дети твои, мои, наши и никакая гнида по имени Родион к ним не сунется, — проговорил твёрдо каждое слово как неоспоримый закон.
— Я все эти годы сгорала от стыда и тряслась от страха за то, что ты и так знал? Я лгала тебе, а ты всё терпел, знал, что вру и молчал…
— Как в тему Ромыч про баранов, — протянул Витя и отвёл взгляд в сторону.
— Что?
— Я о том, что шкурный интерес был у нас двоих.
В самый тягостный момент, когда муж собирался вот-вот озвучить мотивы своего молчания, на порог кухни заглянул Ромка.
— Мама — это тебе! — зашагал уверенно к нам и протянул мне открытку.
Цветок с разноцветными лепестками и толстым стеблем. Напоминал рисунок цветущий кактус, возможно, это он и был.
— Спасибо, очень красивая!
— Я подписал же!
— Вижу, — развернув страничку, я увидела только неровно выведенное детской рукой «мама», а дальше просто набор букв. Все, какие сын знал и умел писать в свои без двух дней три года.
Это была уже пятая на сегодняшний день. Дети начали рисовать их ещё на прошлой неделе в детском саду и так разошлись, что не могли переключиться на что-то другое.
— А я для папы налисовала! — со звонкой радостью прокричала Алёнка, вбегающая следом. — Маме много и папе надо!
Мы с Витей рассыпались перед нашими детьми в благодарностях. Пришлось отложить разговор на неопределённое время. Пристроить открытки на почётные места, и организовать детям полдник. Его то Витя и готовил до всего этого.
И для полного счастья Лариска, брошенная там на аллее вместе с подарками и термосом,
— Я открою! — подорвался Витя, переживая за целостность своей сестры.
Сразу всплыли воспоминания, как Лариса приехала к тогда ещё Вите, притом что адреса я ей тогда точно не говорила. Как она резво заняла козырное место в углу кухни. Она непросто на бум выбрала самое удачное, она знала его с детства! Многое теперь виделось иначе.
— Не надо, детей корми, наших, — я вышла из кухни и хотела без вопросов открыть входную дверь, ну кто там может быть?
А вдруг Родион?! Выяснил, где я живу и притащился сюда качать давно потерянные права.
— Пузырь, это ты? — подколола подругу.
— Я! — из-за двери послышались радостные рыданья, такие, когда надумал что-то ужасное, но всё обошлось.
Конечно, это была Лариска.
Стояла вся растрёпанная, в обнимку с пакетами и термосом. Опустив голову так, что подбородок касался ключиц.
— Заходи, жутко толстый ребёнок, — я посторонилась, едва сдерживая улыбку.
Понимала именно сейчас, что злиться на эту дурёху просто не могу. Люблю её очень!
27
Если с подругой мир был восстановлен моментально, то с Витей ещё предстоял разговор. Оставив детей на Ларису, мы с мужем ушли в другой конец квартиры и на всякий случай вышли на лоджию.
— В пять лет паротитом переболел, свинка по-простому, — с ходу начал Витя. — Осложнение было, врач родителям сказал тогда, что детей у меня своих точно не будет. И всё! Родители хотели второго родить, без изъяна, так сказать, всё переживали, что у них внуков не будет. Не получилось. А лет с пятнадцати моих, мама как с цепи сорвалась. По врачам таскать начала, до сих пор в ступор впадаю от этого больничного запаха. Короче, после школы я сбежал из дома и города иначе было жить невозможно рядом с матерью. Одни разговоры о том, что я семьи иметь не буду. Н-да. Ну а потом, Надю встретил. — при воспоминании о бывшей, муж отвёл взгляд в сторону.
— И что? — спросила я ровно, но переживая внутри укол ревности к какой-то неизвестной Наде.
— Надя уже была беременна, когда мы начали встречаться. Она сразу сказала, третий месяц был, к тому же у неё уже была дочь. Машенька, пять лет. Хорошо жили, я своё дело открыл, почти сразу в плюс и всего хватало вроде бы. И вот у меня семья! Такой гордый ходил, горы сворачивал, всё для них. Только был для Нади не любимым, а лишь удобным. Финансовая поддержка, с Маней помогал, она меня папой стала называть, удочерить хотел, предлагал, Надя в отказ. То не до этого, то возни много с документами, хотя я узнавал там проще простого, в графе отец же прочерк, всё делал. И расписаться и детей на себя записать, тогда уже вторая девчонка родилась. Катей назвала Надя и записала сама, снова как мать-одиночка. Она ведь меня как мужа и отца детям не рассматривала. Сказала, что семью большую хочет, а я детей иметь не могу и ей со мной не по пути. Перекантовалась пока малую в ясли не взяли и гуляй Вася. В общем, разошлись мы и девочек я больше не видел, они же не мои и я им никто. С тех пор вообще зарёкся связываться. Тяжело это. Когда ты всё, а тебя в ответ ещё бьют в больное место. А тут к матери в гости приехал, сама плакалась, что плохо чувствует себя и ехать не может. Она сразу про тебя все уши прожужжала, это ещё до того, как о беременности узнали. Я против был.