Твои ровесники
Шрифт:
— Ваши молодцы тоже… Рады стараться… Эдак не только мальчишку — меня напугать можно…
Николаев хотел рассказать доктору, как пограничники привели к нему мальчика, полуголого, худого, как он неожиданно уснул за обедом и почувствовал себя плохо, да вспомнил, что не один раз говорил об этом, и промолчал.
А доктор всё ворчал, но так тихо и невнятно, что казалось, будто слова застревают в его жёстких усах и не могут вырваться наружу. Наконец он окончательно умолк и стал ходить по комнате, на этот
— Так вы серьёзно решили взять его к себе?
Николаев замялся:
— Ну… на время, конечно… Пока я здесь… Ведь армия скоро покинет Корею. Меня, видите ли, очень интересуют языки восточные. Китайский я немного знаю… А корейцы, знаете, такой поэтический народ… Я записал несколько песен. Чудо!
Доктор задумался:
— Знаете что, Коля…
— Что?
— Мой ферзь на «е» четыре?
— Так точно.
— В таком случае, я его ставлю на «аш» один и… шах! Тонко?
— Не очень. — Николаев закрыл глаза. — Король «эф» один, «е» два.
— Законно… А ну-ка, отойдите!
Николаев отошёл от кровати. Доктор нахмурился и достал из кармана трубку.
Мальчик говорил:
— Здравствуй, Пек Чан… Я знал, что ты что-нибудь придумаешь… Надо сказать бабушке, чтобы она шла не через горы, а прямо к Тек Сану. Как ты думаешь?.. Ей будет трудно на перевале… А ты молодец, Пек Чан!.. Я расскажу Ким Ир Сену, как ты меня спас на перевале…
Николаев со словариком в руках напряжённо вслушивался в бред Кай Су. Найдя нужные слова, он нагнулся над подушкой и сказал по-корейски:
— Русские — друзья корейцев.
Сухие губы Кай Су сложились в улыбку.
— Да он весельчак! — загремел Иван Петрович и откинул одеяло.
Он потыкал пальцем в острые рёбра и проворчал:
— Богатырь! Ишь мускулы-то… Хоть сейчас в цирк… В чём только душа держится! Н-да… Упитанность много ниже средней… А как основной аппарат? — Приложил трубку и весело добавил: — А сердце — высший сорт!
Николаев спросил шопотом, как обычно говорят у постели больного:
— Поправится?
— А как же! — ответил доктор, укрывая мальчика. — Только вот что, Коля… Ваша затея весьма неудачна: человек вы занятой, а ему, — он кивнул на Кай Су, — строжайший режим требуется. Оставьте-ка его мне. У нас порядочек, уход…
Николаев заволновался:
— Нет, позвольте, Иван Петрович, вы заняты не меньше моего! А спать он будет на диване…
— Ну, раз на диване, тогда конечно… — И доктор, довольный, что так удачно подшутил над товарищем, рассмеялся.
Николаев успокоился.
— Какое же это заболевание? — спросил он помолчав.
— Южное… Голод.
Доктор открыл окно. В комнату ворвалась стройная песня: мимо больницы мерным шагом проходила колонна девушек и юношей. Корейская молодёжь готовилась к празднику.
— Отличный край, — пробасил доктор в усы. — Кабы не Волга, ни за что бы не уехал отсюда… А этого младенца надо рыбьим жиром поить. Не забудете? Впрочем, я вам всё запишу.
…У больничных ворот доктор взял Николаева за пуговицу кителя:
— Коля, ваш король — с «эф» один на «е» два?
— Так точно.
— Слушайте внимательно: я ставлю слона на «е» четыре.
И доктор, не дожидаясь ответа, поднялся по лестнице и скрылся за дверью.
Доктор и лейтенант были заядлыми шахматистами. Оба играли без доски. У них был матч из десяти встреч. Сейчас игралась решающая партия, определяющая победителя.
12. ЗМЕЙ С ЮГА
Через две недели Кай Су, скрипя новыми сапогами, гулял по древней столице Кореи — Пхеньяну.
Город готовился к торжественным проводам советских войск, освободивших корейский народ.
На площадях стояли высокие мачты с алыми полотнищами. Поперёк улиц на верёвках развевались многоцветные флажки. Ma домах, в окнах магазинов висели красочные портреты Ленина, Сталина и главы Народного Комитета — Ким Ир Сена. Свежевыкрашенные фасады зданий отражали мягкий свет ласкового августовского солнца.
Кай Су мог свободно ходить по любой улице, мог стоять перед любыми воротами и даже заглядывать во дворы, где тоже шла спешная работа: натягивали на рамы красные ткани, пилили, строгали, красили деревянные бруски, привязывали к проволоке бумажные фонарики. Рабочих рук явно нехватало.
В одном месте Кай Су перенёс и приставил к стене невысокую лестницу. Девочки попросили его помочь украсить вход в школу сосновыми ветками и живыми цветами.
Кай Су не соглашался с распределением гирлянд, придирался, язвительно спорил, лазил на табуретку, поднимал гирлянды то выше, то ниже и в конце концов добился того, что по одну и другую сторону, на одинаковой высоте, у пышными кострами запылали букеты, перехваченные золотой лентой, а точно на середине, внутри зелёного венка, в раме из белых цветов расположился портрет Ким Ир Сена.
Кай Су подробно изучал флаги, спускавшиеся с крыш домов, рассматривал кружевные арки, в которые вколачивали последние гвозди. Он долго стоял перед высокой трибуной — она ещё не была задрапирована, и от неё пахло свежей сосной. Этот запах вызвал воспоминание о Прохладной Долине.
Кай Су хотелось говорить. Люди были заняты. Они вежливо отвечали на его вопросы, но сейчас же переходили к своим делам. А ему требовался внимательный, понимающий слушатель. И Кай Су беседовал сам с собой.
«Почему бы, — думал он, — не построить мост, чтобы жители юга, не умеющие плавать, переходили сюда, на север?..»