Твои ровесники
Шрифт:
— Выдрал бы я тебя, да…
— Советская власть не позволяет? — озорно смотрит на него младший.
— Марш домой! — притворно сердится мастер. — Согрешишь тут с вами.
Цех наполняется шумом, свистом, криками. Невольное молчание целой половины смены длинного дня разряжается освобожденной энергией. Петр Иванович смотрит на ребят и не может понять:
— Одиннадцать часов отстояли, а где же усталость у них? Ну и народец!
В прошлую весну Петр Иванович вдруг почувствовал, что
— Понимаю! — горестно улыбнулся Петр Иванович, отставил в сторону лопату, завернул папиросу. — Теперь все понятно…
А за обедом, когда жена спросила его — почему он такой сегодня сумный, Петр Иванович вздохнул, почесал мизинцем под левым усом, что означало волнение, и приглушенно ответил:
— Вот она и пришла.
— Кто?
— Та, которая бывает после сорокавосьмилетней работы человека…
— Старость, что ли?
Петр Иванович не ответил, он не хотел вслух произнести этого слова, а жена рассмеялась:
— Только сегодня ее заметил? Я давно уже ее вижу и привыкла к ней.
— Ходить далеко на завод, — признался Петр Иванович. — На ногах стоять трудно…
— Всему свое время, — подсказала жена. — Находился за жизнь.
— Устал я, что ли?.. Отдыха хочу большого.
— В чем дело? Подавай в отставку и все. Пенсию дадут, домишко свой, коровка есть, чего тебе еще?..
— Сказала… А что я делать буду? Сорок восемь лет каждый день стоял на производстве и вдруг — ничего… Да я с ума сойду от безделья.
— Летом огородом займешься, зимой какую-нибудь работу на дому примешь… Вот оно и незаметно будет…
Петр Иванович покачал головой:
— Никак я этого принять не могу. В голове такое не представляется…
Не хотелось Петру Ивановичу признать себя стариком перед самим собой, а тем более — перед другими, а еще страшнее было сказать об этом в конторе. Как прийти туда и сказать — прошу уволить… А почему, спросят… И он должен будет сознаться: по старости…
Начинались жаркие дни, они утомляли Петра Ивановича. Чаще обыкновенного он садился завернуть папироску, отдохнуть. Проходя однажды по цеху, он услышал слова:
— Сдает наш старик. Сам не успевает и нас задерживает.
Стало обидно. Захотелось остановиться, заметить, кто сказал эти жестокие слова, но вместо этого побежал быстрее дальше и несколько дней ходил под впечатлением глубокой обиды.
И все же с каждым днем убеждался сам, что «обидные слова» были настоящей правдой.
Махнул рукой и пошел в контору. В кабинете заместителя директора никого не было. Петр Иванович подсел к столу.
— Что скажешь? — спросил его заместитель.
— Просить хочу, Александр Владимирович, чтобы уволили меня с работы.
Заместитель поднял голову, и Петр Иванович не заметил в его глазах удивления.
— Давят года, что ли?
— Давят, Александр Владимирович.
— Слышал я про это, друг, а только жалко мне тебя отпускать. Сколько лет мы с тобою проработали вместе?
— Много, Александр Владимирович.
— Сразу не отпущу, — подумав, заметил заместитель. — Такого, как ты, не скоро найдешь. А хуже мне не надо. Не хочу.
— Я заявление написал, — сказал Петр Иванович.
— Давай!
Взял лист и, не развертывая его, положил в стол.
— Полежит. Когда надо будет, тогда и вытащим его на свет божий.
Петр Иванович вышел из кабинета и шел долго, медленно до дома. Дорога казалась бесконечно длинной и день каким-то хмурым, серым, хотя светило яркое солнце и на небе не было ни одного облачка.
Пришел домой, пообедал и сразу лег, хотя раньше никогда не отдыхал после обеда.
— Заболел, что ли? — забеспокоилась жена.
— Подал заявление.
— Сколько горя? — рассмеялась она.
— Много, — с грустью ответил Петр Иванович. — Сорок восемь годов у станка, и вдруг… ничего… Да как же жить после этого?
Шли дни. Прошел месяц, а замены все не было.
И вдруг, в воскресенье, когда после обеда Петр Иванович сидел дома за газеткой, в комнату ворвалось короткое, но жестокое слово — «война».
Петр Иванович встал, надел кепку, взял в руки палочку.
— На завод.
— Чего там делать? Сегодня все в лесу…
— Придут… Дело такое.
И действительно — в конторе были директор, заместитель, инженер, начальники цехов.
Петр Иванович сидел в кабинете заместителя и, мусоля карандаш, подсчитывал.
— Что получилось? — спросил заместитель.
— Семьдесят пять…
— Чего?
— Процентов рабочих должно завтра явиться в военкомат по моему цеху.
— Что же ты думаешь делать, Петр Иванович?
Старик улыбнулся.
— Где-то у тебя в столе есть мое заявление, дай-ка его сюда… Придется, видно, поскрипеть еще.
— Придется, — улыбнулся ему в ответ заместитель и, найдя заявление в столе, подал Петру Ивановичу. — Получай!..
Стояли холода. Вот-вот выпадет снег. А в цехе Петра Ивановича все еще нет людей. Огромный корпус казался вымершим. Нужны сотни людей, а тут два-три десятка…
Петр Иванович бродил по цеху, уныло качая головою. Натянув на себя спецовку, уходил в контору и в сотый раз приставал к заместителю директора:
— До каких же пор это будет? Люди приходят на завод, и ни одного человека вы не допускаете до меня. Все — другим цехам и ничего — мне.