Твоими глазами
Шрифт:
– Ты будешь замечательной мамой, Geliebte, – Эккарт снова повернулся, чтобы поцеловать Ллариг. На этот раз его губы коснулись ее подбородка, – мои близнецы были самыми счастливыми мальчиками в мире, когда заполучили такую приемную мать. Ты им всегда потакала и баловала этих негодников, они тебя обожают до сих пор.
– Для ребенка никто не сможет заменить настоящей мамы, – возразила Шапка, – я старалась, делала, что могу…
– И у тебя замечательно получилось, – закончил за нее вервольф. – Мальчики не стали бы называть тебя матерью, если бы это не было правдой. Помнишь, как они оба упрашивали тебя научить
– Так вот какие адские псы держали его в болоте! – Захохотала Фир, – а жена подумала, что он ездил в город к любовнице. Там баба была жуткая, как горный тролль! Этому засранцу потом сильно от нее досталось.
Конечно, Шапка прекрасно помнила не только эти эпизоды, но и множество других. Близнецы приняли ее сразу и безоговорочно, возведя на пьедестал матери, которой она не являлась – в биологическом плане. Быть может потому, что Ллариг сразу поняла и попыталась восполнить тот недостаток любви, который испытывали дети. Не из жалости, требований общества или любви их отца, доверие которого хотела завоевать. Ей были важны сами мальчики. Они были похожи, как две далекие звезды, и были разными, как день и ночь.
Конхенн был старше на тринадцать минут. Серьезный, вдумчивый и внимательный, он всегда имел наготове тысячи вопросов, выслушивая ответы с совершенно недетским интересом. С возрастом эти качества все больше прогрессировали, добавив ему легких морщинок на лбу и колоссальный запас знаний по любому предмету. Маккон был более активным, предпочитая сначала действовать, а потом думать. Впрочем, старшему брату всегда удавалось уговорить своего близнеца действовать по плану. Единственное, чем можно было отвлечь маленького шалопая – это сказки, которые ему рассказывала Ану или боевые искусства преподаваемые самой Фир. Впрочем, нельзя было сказать, что Кон игнорировал эти занятия – близнецы интересовались одними и теми же вещами, только в немного разных пропорциях.
Потом, вспоминая знакомство с малышами, Фир поняла, что ощутила родство с первого взгляда. Не физическое, а более глубокое, духовное. Ей трудно было трактовать это ощущение, но, как подозревала Шапка, именно это чувствовала к ней Ану – желание защитить, согреть, накормить, обласкать. Вот только собственных родителей у нее не было, поэтому чувство, называемое материнской любовью, Ллариг осознала гораздо позже, чем смогла ощутить.
– Эй, вы двое, – зеленый человек оторвался от монитора своего ноутбука, – хватит уже шептаться.
– Я уже говорил тебе, друг мой, – инструмент в руках Эккарта мурлыкнул, – завидовать плохо.
– Уже больше пяти вечера, – Беленус беспокойно стучал по гладкой поверхности стола тупым концом карандаша, – а Алек до сих пор не позвонил.
– Но ты же спросил, куда он собирается? – Шапка привстала, чтобы взять яблоко.
– Конечно! – фыркнул длинноволосый, – будто ты не знаешь…
– Мы можем проверить, – предложил Эккарт, откладывая гитару в сторону.
Несколько фей-крошек, рассевшихся плотной гурьбой на каминной полке, разочарованно загалдели. Они готовы были слушать
– Ну, проверьте, – Беленус пожал плечами. – Только не влезайте в неприятности. Если там что-то опасное, то сразу назад, за подмогой. Я не спорю, что вы справитесь сами если будет нужно, но...
– Перестраховщик… – пробурчала Фир.
– Да, да, как скажешь, – отмахнулся он, – подойди, я покажу тебе. как ехать.
Шапка отдала изрядно покусанное яблоко оборотню и склонилась над компьютером, внимательно глядя на экран.
– С начала выедете на Кольцевую, – голос зеленого человека стал серьезным, – тут повернешь направо и поедешь в сторону Лебяжьего. До самого пруда не доезжайте, вам надо ближе к Зацени, вот сюда.
Ллариг кивнула. Она знала это место досконально – именно в этом месте около года назад они искали место под новый дом.
– Искать нужно старый кирпичный особняк. Два этажа, черная крыша, – перечислял Беленус, – во дворе гараж и пара сосен. Это строение далеко от дороги и остальных домов.
– Знаю, – Фир внимательно смотрела на карту, – мы тут были. Я помню, где это.
– Место относительно тихое. Я предлагаю, чтобы вы поставили машину тут, – он ткнул пальцем в экран, – а сами все проверили. Помните, никакой самодеятельности.
– Да, папочка… – мяукнула Шапка, – как скажешь.
– О, Богиня! – Беленус с мучением посмотрел в потолок, – Эккарт, хоть ты проследи, чтобы вы не ввязались ни во что. Если появится хоть видимость неприятностей – сразу звоните, я пришлю близнецов.
– Да, папочка, – пробасил вервольф, – как скажешь.
***
Внедорожник был почти не заметен в темноте – густо насаженные кусты, хотя еще без листьев, делали свое дело. Света в салоне не было, поэтому двоих сидящих в машине можно было рассмотреть, только если начнешь внимательно присматриваться и уж конечно, расслышать их диалог было совершенно невозможно.
– Беленус прав, и нарываться будет глупо, – вервольф задумчиво погладил подбородок.
Сейчас на оборотне были только старые кожаные штаны, черные потертые гриндерсы[34] и жилет. Фир притянула его к себе и с мягким вжиканьем застегнула молнию на одежде, чтобы защитить шею Эккарта высоким воротником-стойкой. Оборотень взял лицо Ллариг в ладони и поцеловал в губы, поглаживая ее скулы большими пальцами.
– Хорошо, мы только посмотрим, – согласилась она.
Вытянув из бардачка резинку для волос, Фир потянула своего мужчину вправо. Он покорно повернул голову, позволив девушке завязать ему на затылке короткий хвост.
– Теперь вспоминай, – она приглаживала пряди, выбившиеся из прически оборотня, – мы смотрели этот дом в прошлом году. Большая гостиная с камином, отдельный гараж, большой подвал с морозильной камерой. На втором этаже четыре комнаты, расположенные в два ряда. Ты еще сказал, что там пахнет смертью.
– Это тот, кирпичный, – Эккарт кивнул, – скорее всего, трупы держали именно в морозилке, в подвале. Я так и не понял, были это люди или животные.
– А какая разница? – Шапка пожала плечами, – смерть – она всегда смерть. Мне бы не хотелось жить в таком месте.