Творцы миров
Шрифт:
Позже врачи объяснили – редкая болезнь сердца, внезапный приступ и смерть. Кто бы мог подумать – ей было только двадцать четыре! Но этот приговор не подлежал обжалованию. Мне оставалось только учиться жить без Насти. Когда прошел первый шок, я задумался, куда звонила моя жена перед смертью. Разгадка оказалась на редкость простой – на
полу у стола лежала та самая рекламка с загробным телефоном. Какая сила подбросила ее Анастасии? Хотел бы я знать…
Теперь я не сомневался – комбинация цифр в самом деле была ключом к иному миру. Настя доказала это своей гибелью – я не верил маловразумительным объяснениям врачей на этот счет. Меня удивляло другое, как могла Анна так жестоко и несправедливо поступить со мной как могла подталкивать к гибели? Этот вопрос не давал мне покоя. Мстительные мертвецы – образ из дешевых «ужасов». Нет, сестра не могла желать моей смерти.
Дни текли, я работал, возился с домашним хозяйством, осиротевшей живностью, дни текли, и я существовал. Была ноющая тихая тоска по Нас те, и еще порой приходило желание набрать тот роковой номер. Я понимал – ничто не происходит в этом мире случайно, и если мне была доверена непостижимая тайна, значит таков был замысел сил, творящих людские судьбы. И я не имел права не звонить. Может быть, из-за этого погибла Настя – я слишком долго тянул время, и случилось то, что должно было подстегнуть меня к действию. Или номер предназначался только мне и потому принес смерть непосвященной? В то, что Анна желает моей погибели, я так и не поверил.
И все же риск был велик. Я предвидел возможные последствия и под предлогом внезапной командировки, пристроил Грея и Тимура у Настиного брата. Больше беспокоиться мне было не о ком. Обретя свободу, я получил право на опасный эксперимент. Сев на кресло, в котором умерла Настя, я решительно подвинул к себе телефон, перекрестился и набрал номер. Тихие гудки… в трубке щелкнуло… женский голос…
— Алло…
— Анна?
— Вы не туда попали. Анна здесь не живет.
Щелчок… Пунктир коротких гудков. Неужели, от напряжения я перепутал цифры? Оставалось попробовать еще раз.
— Какой номер вы набираете?
Я назвал тот самый номер.
— Верно. Но никакой Анны здесь никогда не было. Вероятно, вы неправильно записали номер.
— Извините, — я повесил трубку.
Что же произошло? Что? Я еще полчаса просидел в кресле, прислушиваясь к своему организму. Казалось, действовал он идеально – я не ощущал предательских сбоев. В тот вечер смерть была очень далека от меня. Звонок не убивал
набравшего номер. Случившееся было совпадением. Самым обычным совпадением несвязанных между собой событий. Только и всего.
Я едва не рассмеялся. Для человека, не верящего в чудеса, я слишком легко попался в западню суеверия. Если бы не смерть жены, вся эта история воспринималась бы по-другому. Внезапный Настин уход из жизни придал значительность тому, что вовсе не имело смысла. Я скомкал дурацкую рекламку и выкинул в мусорное ведро.
Коротать дни в пустой квартире – довольно мрачная перспектива. Желая избежать этого, я на следующий же день отправился за Греем. Пришлось солгать, будто моя командировка неожиданно сорвалась. Пес лизал мои руки и лицо, вертелся вьюном, подвизгивал тоненьким голосом. Тимур, несмотря на гордую сдержанность, присущую его породе, так же соблаговолил проявить свои чувства. Кот потерся о ногу и затем неотступно следовал за мной по квартире. Зверье скучало по мне и от этого стало легче. Загрузив компанию в машину, я отправился домой.
Наутро Грей разбудил меня – увы, очередность была безвозвратно нарушена, и теперь у пса остался один хозяин. Я отдал бы все лишь бы вернуть ушедшее! Жить без Насти оказалось невероятно трудно.
Двор укрыл первый снег. Грей клеймил его безупречную поверхность ямками следов, приглашая к игре. Я медленно шел следом. Внезапно пес остановился, начал скрести лапой по снегу. Заскулил, подзывая к себе. В разрытой ямке я увидел край розовой бумаги, которую и пытался выцарапать из-под опавших листьев Грей. Это был железнодорожный билет. Перед глазами мелькнуло – отправление сегодня, в 20.31. вагон номер 7, место – 18. И только затем я увидел, в грае «пункт прибытия» стояло слово «Ярославль»…
Медленно скользит вдоль платформы состав, Анна, перегнувшись через раму окна, машет мне рукой, а на белой эмалированной табличке на боку вагона я читаю надпись «Москва — Ярославль».
«Звони мне, обязательно звони. Обещаешь? Или приезжай…» – звенел в ушах голос Анны.
Часовщик
«… Полуоткрытая дубовая дверца, бронзовая ручка-кольцо
— один поворот и дверь открыта… Полутьма. Прохлада.
Теперь здесь поселилась тишина. Это раньше она не могла
проникнуть под сумрачные своды – мерный стук отпугивал
Безмолвие. Но оно ждало, и Время было его союзником. Миг
настал – смолкло мерное пощелкивание маятника, и тишина
заполнила пространство. Обволокла вязкой смолой шестеренки,
просочилась меж витков пружин, сковала пары изящных
молоточков…
Пришло Безмолвие, а с ним Время и Смерть.
Но часы еще не расстались с жизнью, и если чья-то рука от
скуки ли, от праздного любопытства поворачивала стрелки,
старый механизм чуть слышно шипел, поднимались молоточки
и падали, будто срываясь в пропасть… Бой колоколов прогонял
тишину. Часам казалось – вернулось прошлое. И тогда, в
краткий миг действия, они, созданные как слуги Времени,
безжалостно сокращавшие круг за кругом жизни, мечтали
вернуть назад прошлое. Но затихал последний удар, и вновь
прокрадывалась в их чрево тишина.
Безмолвные, забытые, стоят часы на дальней полке,
думают о чем-то своем, а в квартире бодро тикают на все
голоса пять молодых их собратьев. Они легкомысленны,
радостны и… мертвы. Пластиковые яркие корпуса, сияющие
застывшим весельем циферблаты, а внутри вместо старого,
медленно качающегося маятника-сердца – судорожно
дергающийся хрупкий балансир, отчитывающий бешеный ритм.
Они тикают, торопятся, спешат и подгоняют даже само
Время. И оно – великое, всемогущее становиться рабом
электрических, кварцевых, электронных… А часы все
подстегивают, торопят его. И лишь в недрах старого
сломанного механизма Время обретает покой. Уставшие,