Творцы миров
Шрифт:
— Который на вас похож – Дмитрий Дмитрич? — она извлекла из сумочки помаду и зеркальце. — Он умер. Давно умер. Прошлым летом.
— Как – умер?!
— Вы его брат?
— Нет, но…
— Не волнуйтесь, присядьте. Если надо, я «Скорую» вызову.
— Спасибо, девушка, все уже хорошо.
— А знаете… — девица, испуганная бледностью старика, попыталась быть любезной, — знаете, у нас теперь его внук работает. Он еще вернется до закрытия. Совсем скоро. Вы его обязательно дождитесь. Может он знает то, что вам нужно.
Олег сидел в старом кресле с потертой
— Привет, Тамарочка, у нас клиенты?
— Вы… — старик приподнялся в кресле.
Чуть прищурившись, парень оглядел Олега.
— Тамарочка, я всё закрою. Можешь считать, что твой рабочий день окончен.
— Понимаю, понимаю, — затянутая в джинсы девица, не дав себя упрашивать, скрылась за дверью.
Молодой человек уперся взглядом в глаза Олега:
— Я. Как часы – торопятся?
— Ты похитил мою жизнь!
— Как там было сказано? «Они, созданные как слуги Времени, безжалостно сокращавшие круг за кругом жизни, мечтали вернуть назад прошлое. Но затихал последний удар, и вновь прокрадывалась в их чрево тишина. Обволокла вязкой смолой шестеренки, просочилась меж витков пружин, сковала пары изящных молоточков… Пришло Безмолвие, а с ним Время и Смерть». Тамара, вернись! Старику плохо. Вызови «Скорую».
Но было уже поздно.
— Пружина лопнула, — пробормотал часовщик и пошел к двери.
Подчиняясь привычному распорядку, один за другим зашуршали десятки механизмов и первый, гулкий удар колокола, заполнил крошечный подвальчик. Время летело слишком быстро…
Тени
Наша маленькая кухонька… Косые лучи солнца золотят кафель стены… Склоняясь над столом и старательно орудуя ножом, я старательно потрошу крупную рыбину. Мертвый потускневший глаз рыбы уставился в потолок. Чей-то голос окликнул меня и, отложив нож, я пошла в комнату. Изуродованный рыбий труп остался лежать на столе…
Я была удивлена – в комнате, да и во всей квартире никого не было. Я села на диван, стараясь держать как можно дальше от плюшевой обивки свои перепачканные рыбьей кровью руки. Дверь бесшумно открылась и в комнату с виноватым видом вползла мертвая рыба. Я не могла шевельнуться, закричать, сидела на диване, как приклеенная. А рыба торопилась, спешила, как могла, смотрела в глаза взглядом верной собаки. И нельзя было скрыться от ее взгляда. Я закричала, не слыша своего голоса. Ясно было одно – надо было, во что бы то ни
стало убить рыбу, прекратить ее муки. Мертвая рыба все смотрела в мои глаза, у нее была такая милая и доверчивая морда, и я чувствовала, что ей очень стыдно доставлять мне столько горя. Рыбу надо добить, добить! А она все ползла к моим ногам.
Я дернулась, будто через меня пропустили ток, и проснулась, все еще ощущая на своей ноге прикосновение холодной чешуи. После такого сна, с каким удовольствием я рассматривала до последней черточки знакомые обои с солнечными квадратами на них! Потом я перевела взгляд на другие предметы. В квартире все, как прежде – вот стол, заваленный тетрадями и книгами, вот окно, за ним – березка с недавно распустившаяся распустившейся листвой, вот старые дубовые часы с потускневшим маятником… Ого! Половина восьмого. Если еще поваляться в постели можно опоздать в школу. Наскоро одевшись, наскоро причесавшись, сунув в сумку мятые тетради с невыученными уроками, я ринулась на кухню завтракать. В тарелке меня поджидала яичница – когда, наконец, бабуля поймет, что я не переношу даже вида яиц! Хлебнув чаю, я кинула в сумку пакет с бутербродами, мимоходом заглянула в потемневшее зеркало и вприпрыжку понеслась по лестнице. Я торопилась. Надо прийти в школу пораньше, успеть списать домашнее задание, а главное – быстрее увидеть Алешу.
Здесь, в мире людей, обыденном и рациональном, ее звали
«Светой». Впрочем, иронию неудачного выбора чувствовала
только она одна. Для части же человечества, знавшей о ее
существовании, «Света» была обыкновенной школьницей,
Светланой И-вой, четырнадцати лет от роду. Так думали и
люди, по глубочайшему заблуждению считавшие себя ее
родителями, и ничто не нарушало их блаженного неведенья. До
поры… Разум «Светы» пробудился за семь месяцев до ее
рождения, а первой ее мыслью было: «Я все знаю, я все могу».
Чуть позже она поняла, что знания только могут открыться
ей, если она пожелает того. Но она не торопилась. Незнание
устраивало «Свету», помогало избегать страшных открытий
и, прежде всего – скрыть от себя жребий собственного
предназначенья.
В назначенный срок она увидела свет. Часы неспешных
раздумий, прошедшие в уюте приютившего ее чрева, сменились
чередой суматошных дней. Детство «Светы» было омрачено
многими детскими хворями, что при ее могуществе, могло
показаться довольно странным. Точнее, болела не она, а ее
телесная оболочка. С первого мига своего существования
«Света» обладала сильным даром целительства, но
предпочитала терпеливо сносить тяготы болезней, желая
через страданья постичь естество человека.
«Света» росла. С годами ее истинное «Я» ушло на второй
план, и она уже не отличалась от окружавших ее людей, стала
обычной, ни чем не примечательной девочкой. Только в глубине
сознания, на грани сна и яви, теплилась гордость за свое умение
притворяться человеком, обманывать легковерных смертных,
принимавших «Свету» за подобную им.
Прошло довольно много времени с той поры, как она
начала посещать школу. Но ученье не шло ей на пользу – созданный «Светой» человек казался ленив и нелюбопытен.
«Света» вообще хотела знать, как можно меньше. Особенно
тщательно она избегала темных пропастей человеческого
знания – ясновидения, телепатии, колдовства… Избегала, боясь
найти в них ответ на главные вопросы собственной жизни: