Творец Заклинаний
Шрифт:
«Пожалуйста! Ну пожалуйста, предки, не дайте мне умереть вот так!»
Старейшины отругали бы меня за столь неподобающие мысли. Они напомнили бы, что Серая Пустошь — это место, где тепло и спокойно. Умирающий маг слышит прекрасную музыку и голоса своих любимых, славящих его имя.
А что слышал я? Ничего — кроме каких-то воплей.
Звуки пришли из мира живых. Громче всего был голос Осья-феста. Он рявкнул на других посвященных, приказывая им не путаться под ногами, а потом начал читать заклинание. Оно — если я правильно расслышал — походило на заклятие, которое используют, чтобы
«Вставай, — сказал я себе. — Дыши. Осья-фест превратит тебя в высушенный абрикос. Вставай же!»
Панакси тоже кричал, требуя найти целителя. Кажется, он еще меньше верил в способности Осья-феста, чем я сам.
Еще один голос был тихим и умиротворяющим. Нифения говорила со мной.
— Постарайся дышать, Келлен. Просто постарайся дышать. — Она произносила это снова и снова, словно повторяя, могла меня убедить.
«Дорогая Нифения, от тебя никакого толка, — думал я. — Попробуй поцеловать. Может, это заведет мое сердце. Ну, или на худой конец будет что сказать предкам». Я посмеялся бы над своими шутками, но для этого тоже требуется дышать. Кто мог подумать, что, даже лежа при смерти, я буду мечтать о любовных утехах?..
— У него кожа сереет, — сказал кто-то. Крики раздались с новой силой.
Среди всех этих знакомых голосов лишь одного я не слышал — голоса моей сестренки Шеллы. Хотя могу поклясться: я слышал ее дыхание.
Когда мы были детьми и делили одну комнату, я всегда мог понять, когда Шелле снятся кошмары. Ее дыхание приобретало особый ритм, становилось быстрым и натужным, словно она бежала вверх по холму. Таким же было оно и сейчас. И — как бы абсурдно это ни звучало — первым моим порывом было успокоить ее. Так, как я делал это в детстве, когда мы еще не владели никакой магией и засиживались допоздна, болтая о будущем. О том, какими могучими магами мы станем, когда вырастем. В те дни она нравилась мне больше. Возможно, и я ей тоже.
Сколько прошло времени с последнего удара сердца? Минута? Две минуты? Сколько можно прожить, когда твоя кровь не бежит по венам? И если я уже в Серой Пустоши, то почему она отнюдь не кажется пустой?
Старейшины говорят, что перед умирающим магом будут появляться те, кого он любит — и те, кто любит его. Ну… В каком-то смысле оно, конечно, так и было, но видел я сейчас лишь тусклый уголек, горящий надо мной. «Это солнце», — вдруг понял я. Когда я упал, мое лицо было обращено на запад, и теперь немигающим взглядом я смотрел прямо на солнечный диск. Вот почему глазам так горячо.
В любом случае от заклинания Осья-феста, видать, была все-таки какая-то польза. Иначе как объяснить, что я до сих пор осознаю происходящее, хотя сердце давно не бьется?..
Янтарный свет потускнел, стал размытым. Шелла опустилась на колени возле меня, и боль в глазах немного утихла. Она почувствовала, что я слепну, неотрывно глядя на свет. Черты ее лица проступили четче, на лице читались страх, и печаль, и… что-то еще. Отчаяние. Она убила меня — и теперь разочарована, потому что я не оправдал ее ожиданий, а вместо этого просто умираю.
Я почувствовал странное спокойствие. Если вдуматься — ничего странного. Некоторые признаки паники — бешеный пульс, учащенное дыхание, выступающий пот — это роскошь, которую может себе позволить лишь тот, у кого бьется сердце.
Голос Осья-феста стал усталым и тихим. А мне было все труднее сосредоточиться. Я пытался увидеть его лицо, но оно расплывалось перед глазами. И словно бы становилось темнее.
— Консервирующее заклинание ослабевает, — обеспокоенно сказал Панакси.
— Я не могу больше его поддерживать. Нам нужны целители. Сейчас же! — Голос Осья-феста был хриплым и почти жалобным.
— Используйте заклинание связи с кровью! — велел Панакси. — Заставьте его сердце снова биться!
— Я не могу, — ответил Осья-фест. — Мне придется связать его сердце своим, а я слишком стар.
— Вы боитесь!
— Конечно, я боюсь, дурень. Если я сейчас умру, консервирующее заклинание прекратит действовать.
Шелла наконец подала голос.
— Тогда я это сделаю. Покажите мне как!
— Ты не сумеешь, — натужно ответил. — Ты… мало тренировалась. Я не могу… сказать твоему отцу, что… что я…
Послышался звук падения — где-то рядом со мной.
— Мастер Осья-фест? — окликнула Шелла.
— Старый дурак грохнулся в обморок, — сказал Панакси. — Не смог поддерживать заклинание.
«Ну, просто отлично, — подумал я. — Вокруг толпа магов, и никто не может меня спасти».
Теперь кто-то плакал. Для меня это было как звук дождевых капель, падающих в глубокий колодец. А где ж умиротворяющая музыка, обещанная старейшинами? Где голоса, славящие мое имя?
Я услышал «топ-топ». По песку шел кто-то в тяжелых ботинках, и шаги приближались ко мне.
— С дороги, идиоты! — рявкнул женский голос.
Она произнесла последнее слово как «идьёты». У нее был странный смешной акцент, совсем не похожий на произношение джен-теп.
— Держитесь подальше, вы все. Иначе заработаете такую чесотку, что неделю будете соскребать кожу с костей!
На меня упало что-то легкое и пушистое. Интересно, это похоже на снег? Сперва я ощутил покалывание, потом жжение, а потом кожа стала чесаться — да так, что я чуть не рехнулся.
— Прости, малыш, — сказала женщина у меня над ухом. — Приятного будет мало.
Теперь начали зудеть глаза, и зрение на миг прояснилось. Я рассмотрел женщину, стоявшую на коленях рядом со мной. Лицо — в общем, красивое, но слишком уж угловатое, с острыми чертами. Оно было обрамлено длинными рыжими волосами с единственной седой прядью, выбивавшейся из-под шляпы, какие носят жители приграничья. Я видел такие у дароменских пастухов, перегонявших стада скота к границе своей территории. В последние годы в землях джен-теп встречается не так уж много дароменов. Эта была одета в грязноватую белую рубаху под черной короткой курткой. Изо рта торчала соломинка с мерцающим красным огоньком на конце, испускающая клубы серого дыма. Курительная соломинка? Разве можно курить рядом с больным человеком? И, боги, почему не прекращается эта чесотка?!