Творения, том 9, книга 1
Шрифт:
"Произошел у Еллинистов ропот на Евреев за то, что вдовицы их пренебрегаемы были в ежедневном раздаянии потребностей" (ст. 1). Следовательно, для вдовиц было ежедневное служение. И смотри, как он называет это служением, а не просто милостынею, возвышая чрез то и подающих, и приемлющих. Это (небрежение о вдовицах) происходило не от недоброжелательства, но, вероятно, от невнимательности по причине многолюдства. Потому это и поставлено было на вид, – а зло было немаловажное, – чтобы тотчас же исправить его. Видишь ли, как и в начале были неприятности не только отвне, но и внутри? Но ты смотри не на то только, что это исправлено, но и на то, что это было великое зло. "Итак, братия, выберите из среды себя семь человек" (ст. 3). Не по собственному усмотрению они поступают, но сначала оправдывают себя пред народом. Так и теперь надлежало бы поступать. "Нехорошо нам", говорят, "оставив слово Божие, пещись о столах" (ст. 2). Сперва писатель указывает на несовместимость (этих обязанностей) и разъясняет, что невозможно ревностно выполнять то и другое вместе. Ведь и тогда, когда они приступали к рукоположению Матфия, сперва указали на необходимость этого дела, потому что одного недоставало, а надлежало быть двенадцати. Так и здесь они выяснили необходимость. Впрочем, не прежде сделали это, как выждав, пока возник ропот; после же того уже не медлили, чтобы он не усилился.
3. Смотри, они представляют дело на суд их, а сами предуказывают, чтобы это были (мужи) угодные всем и одобряемые всеми. Когда нужно было избрать Матфия, тогда говорили: "которые находились с нами во всё время" (Деян.1:21); но здесь не так, потому что и дело было не таково. Поэтому они и не предоставляют избрания жребию, и сами не совершают его, хотя они, движимые Духом, и могли бы избрать; но настаивают на том более, что окажется по свидетельству народа. Определить число и рукоположить, когда была такая нужда, было их дело; но избрать мужей (достойных) они предоставляют всем, чтобы не навлечь на себя подозрения в лицеприятии. Так и Бог повелел Моисею избрать старейшин, кого он знал. Для подобных распоряжений требуется много мудрости. Не подумайте, чтобы, кому не вверено было слово (учения), тому не нужна была и мудрость; нет, нужна была, и великая. "А мы", говорит, "постоянно пребудем в молитве и служении слова" (ст. 4). И в начале и в конце речи они оправдывают себя. "Пребудем", говорят. Так нужно было (в этих делах поступать), не просто и не как случилось, но постоянно пребывать. "И угодно было", говорит (писатель), "это предложение всему собранию" (ст. 5). Это достойно их мудрости; все одобрили сказанное: так оно было разумно! "И избрали", говорит, – и здесь все избирают, – "Стефана,
учеников весьма умножалось" (ст. 7). Не без намерения он прибавил это, но чтобы показать, как велика сила благотворительности и распорядительности. Затем, намереваясь приступить к повествованию о происходившем со Стефаном, он наперед представляет причины того. "И из священников очень многие покорились вере". Они видели, что то, о чем предлагал им свое мнение начальник и учитель, они испытывают уже на самом деле. И достойно удивления, как народ не разделился при избрании тех мужей, и как не были уничижены пред ними апостолы.
А какой именно сан имели они и какое получили рукоположение, это необходимо рассмотреть. Не диаконское ли? Но эти распоряжения в церквах предоставляются не диаконам, а пресвитерам; притом, тогда не было еще ни одного епископа, а только апостолы. Потому, кажется мне, наименования диаконов и пресвитеров тогда не различались ясно и точно. По крайней мере, они были рукоположены на это (служение) и не просто были назначены, но о них молились, чтобы им была сообщена сила (благодати). Заметь, прошу, если нужны были для этого семь мужей, то как умножилось их имущество, как много было вдов! И молитвы совершались не просто, но с великим тщанием: потому-то и это дело, подобно проповеди, имело такой успех, так как в очень многом они успевали молитвами. Таким образом, им сообщены были и духовные (дары); они были посылаемы и в другие места; им вверено было и слово (учения). Но (писатель) не говорит об этом и не превозносит их, (внушая тем), что не следует оставлять порученного дела. Так и Моисеем (избранные старейшины) были научены – не все делать самим по себе (Исх.18:26). Потому и Павел говорит: "только чтобы мы помнили нищих" (Гал.2:10). Пойми, как они избрали их (диаконов). Постились, пребывали в молитве (Деян.2:42). Так и теперь должно бы быть. Этих же (писатель) назвал не просто духовными, но исполненными Духа и премудрости, показывая, что нужно было иметь великое любомудрие, чтобы сносить жалобы вдовиц. Что пользы, если иной, хотя не крадет, но все расточает? Или будет дерзок и гневлив? В этом отношении Филипп был достоин удивления. О нем (писатель) говорит: "войдя в дом Филиппа благовестника, одного из семи диаконов, остались у него" (Деян.11:8). Видишь, как у них ничего не делалось по (обычаю) человеческому? "И число учеников весьма умножалось в Иерусалиме" (ст. 7). В Иерусалиме возрастало число (верующих). Удивительно, что, где Христос был предан смерти, там и распространилась проповедь (о Нем). И не только никто из учеников не соблазнился, видя, что апостолы подвергаются бичеванию, одни им угрожают, другие искушают Духа, а иные ропщут, но все более умножалось число веровавших. Так они были вразумлены происшествием с Ананиею, и очень большой был страх между ними. Заметь, прошу, каким образом увеличивалось число верующих. Оно увеличилось уже после искушений, а не прежде того. Посмотри, сколь велико и человеколюбие Божие. Из тех самых архиереев, которые возбуждали народ к убиению (И. Христа), которые взывали и говорили: "других спасал, а Себя Самого не может спасти" (Мф. 27:42), из тех самых "очень многие", говорит, "покорились вере" (ст. 7).
4. Будем же подражать Ему и мы. Он принял их, а не отверг. Так будем воздавать и мы своим врагам, хотя бы они причинили нам бесчисленное множество зол. Всем, что есть у нас доброго, воздадим им; не преминем оказывать и им благодеяния. Ведь если, терпя зло, можно удовлетворить ярость их, то гораздо больше – благодетельствуя им. Первое меньше последнего, потому что не все равно – благодетельствовать врагу, и пожелать или быть готову претерпеть (от него) большее зло. От последнего перейдем и к первому, что (и составляет) преимущество учеников Христовых. Они (иудеи) распяли Его, пришедшего благотворить им, подвергли бичеванию учеников Его, и после всего этого Он удостаивает их такой же чести, как и учеников Своих, сообщая и тем Свои блага наравне с этими. Будем, увещеваю вас, подражать Христу; в этом должно подражать Ему; это делает (человека) равным Богу; это есть дело вышечеловеческое. Возлюбим милосердие: оно есть руководитель и учитель любомудрия. Тот, кто научился быть милосердым к несчастному, научится и не злопамятствовать; а, научившись этому, в состоянии будет и благодетельствовать врагам. Научимся сострадать несчастьям ближних; тогда научимся переносить от них и зло. Спросим самого того, кто враждует против нас: не осуждает ли он сам себя, не желал ли бы и он быть любомудрым, не скажет ли он, что все это происходит от гнева, от малодушия или от досады, не хотел ли бы и он быть лучше в числе оскорбляемых и молчаливо переносящих (обиды), нежели в числе оскорбляющих и неистовствующих, не с удивлением ли и он отходит от переносящего (обиды) терпеливо? Не подумай, будто это делает (людей) презренными. Ничто так не делает презренными, как нанесение обид; и ничто так не делает почтенными, как перенесете обид. Первый (причиняющий обиды) есть злодей, а последний (переносящий обиды) есть человек любомудрый; тот ниже человека, а этот равен ангелам. Хотя бы (оскорбляемый) был и меньше оскорбителя, однако и он, если бы захотел, мог бы мстить; а как он не делает этого, то все и сострадают ему, а того ненавидят. Чтож? Не гораздо ли поэтому он лучше первого? На того все будут смотреть, как на безумного, а на него, как на благоразумного. Поэтому, если кто станет побуждать тебя осудить кого-нибудь, скажи ему: я не могу сказать что-нибудь худое про него; боюсь, что он, быть может, не таков. Никогда не говори (худого о другом) даже и в уме, тем более пред другими. Не ропщи на него и перед Богом. Если узнаешь, что об нем отзываются худо, защити его; скажи: это слова страсти, а не человека, – гнева, а не друга, – исступления, а не души. Так будем рассуждать при всяком прегрешении. Не ожидай, пока огонь возгорится, но прежде этого потуши его; не раздражай дикого зверя, но удержи прежде, чем он раздражится; ты уже не в состоянии будешь потушить, когда пламя разгорится. И что о нем сказали? Что он безумен и глуп? Но к кому более относятся эти слова: к тому ли, о ком говорят, или – кто говорит? Последний, хотя бы был очень мудрый человек, заслуживает название глупого; а первый, хотя бы и не был умен, (заслуживает название) человека благоразумного и любомудрого. Кто глуп, скажи мне: тот ли, кто приписывает другому то, чего на самом деле нет, или тот, кто и при этом случае не смущается? Если оставаться спокойным, когда беспокоят, есть знак любомудрия, то раздражаться без всякого побуждения не есть ли великое безумие? Я уже не говорю о том, какое место наказания уготовано оскорбляющим и злословящим ближнего (Мф.5:22). Но еще что сказали о нем? Что он бесчестный из бесчестных, низкий из низких? Опять (говорящий это) обращает поношение на себя самого. Тот окажется честным и почтенным, а этот поистине низким. Поставлять в укоризну такие вещи, т.е. незнатность происхождения, подлинно свойственно душе низкой; а тот будет великим и достойным удивления, если он нисколько не думает об этом, но остается в таком положении, как будто бы о нем говорили, что он имеет нечто превосходное пред прочими. Скажут ли, что он прелюбодей, и тому подобное? В таком случае можно и посмеяться: когда совесть не укоряет, тогда не может быть места гневу. Поняв, какие дурные и отвратительные произносят выражения, не следует скорбеть и от этого, потому что (произносящий их) уже открыл то, о чем всякий мог бы узнать впоследствии времени, а чрез то сделал себя для всех уже не заслуживающим доверия, как человек, не умеющий скрывать недостатков ближнего, и таким образом постыдил более себя самого, нежели другого, заградил для себя всякую пристань и подверг себя страшной ответственности на будущем суде. Все будут отвращаться не столько от того, сколько от его самого, как обнаружившего то, чего не следовало бы открывать. И ты не все говори, что знаешь, но об ином умолчи, если хочешь снискать себе добрую славу. Чрез это ты не только опровергнешь сказанное (другими) и прикроешь (недостатки ближнего), но сделаешь и другое доброе дело: не попустишь произносить суд против себя самого. О тебе худо отзывается кто-нибудь? А ты скажи: если бы он знал все, то и не это только сказал бы (обо мне). Вы изумляетесь и удивляетесь сказанному? Но так должно поступать. Все, сказанное вам, мы заимствуем отвне не потому, чтобы в Писаниях не было бесчисленных на то доказательств, но потому, что это скорее может пристыдить (вас). И Писание иногда имеет целью пристыдить, как, напр., когда говорит: "не так же ли поступают и язычники?" (Мф.5:47) Пророк Иеремия привел в пример сыновей Рихава, которые не согласились нарушить заповеди отца своего (Иер.25). Мариам и другие вместе с нею роптали на Моисея; но он своею молитвою немедленно избавил их от наказания и не попустил, чтобы кто-нибудь узнал, что они за него наказаны (Числ.12). А у нас не так; напротив, мы того особенно и хотим, чтобы все знали, что обида осталась не отомщенною. Доколе мы будем жить (жизнью) земною? Не может быть борьбы, когда только одна (противящаяся) сторона; если вооружишь ту и другую сторону неистовствующих, то еще более раздражишь их; а если (только) правую или левую, то укротишь ее ярость. Наносящий удары, когда имеет пред собою человека, сопротивляющегося ему, то еще более раздражается; а когда – покоряющегося, то скорее утихает и удары обращаются на него самого. Не столько укрощает силу врага человек искусный в борьбе, сколько человек оскорбляемый и не отвечающий тем же, потому что враг, наконец, отступает от него посрамленный и осужденный, во-первых – своею совестью, и, во-вторых – всеми видевшими. Есть одна пословица: почитающий (других) почитает самого себя. Следовательно, и посрамляющий (других) посрамляет самого себя.
Никто, снова скажу, не может обидеть нас, кроме нас самих; и бедным никто не сделает меня, кроме меня самого. Объясним это так: пусть будет у меня душа низкая и все жертвуют мне деньги. Что из этого? Пока душа не переменится, то все напрасно. Пусть будет у меня душа великая и все берут от меня деньги. Что из этого? Пока ты не сделаешь ее низкою, то нет никакого вреда. Пусть жизнь моя будет нечистая, а все говорят обо мне противное. Что из этого? Они хотя и говорят так, но в душе судят обо мне не так. Или пусть жизнь моя будет чистая, а все говорят обо мне противное. Что ж из этого? Ведь они сами себя осудят в своей совести, потому что говорят не по убеждению. Не нужно принимать к сердцу как похвал, так и порицаний. Что я говорю? Никто не в состоянии будет повредить нам клеветою или каким-нибудь порицанием, если мы захотим того. Объясним это так: пусть кто-нибудь влечет (нас) на судилище, пусть злословит, пусть, если хочешь, домогается лишить жизни. Чтож значит – несколько времени потерпеть это невинно? Но это самое, скажут, и есть зло. Напротив, пострадать невинно – это и есть добро. Что? Неужели нужно страдать не невинно? Так, скажу при этом, один философ из внешних (язычников), когда услышал, что такой-то лишен жизни, и когда один из учеников его сказал: жаль, что несправедливо, обратившись к нему, сказал: чтож, тебе хотелось бы, чтоб – справедливо (Сократ у Ксенофонта)? И Иоанн (Креститель) не несправедливо ли лишен жизни? Кого же ты более жалеешь, того ли, кто лишен жизни несправедливо, или кто напротив? Не считаешь ли ты последнего несчастным, а первому не удивляешься ли? Что же несправедливого потерпел человек, который и от самой смерти получил большую пользу, а не только что никакого вреда? Если бы (невинная смерть) делала бессмертного смертным, тогда подлинно был бы вред. Если же смертного, которого по природе чрез несколько времени должна постигнуть смерть, кто-нибудь поспешил предать смерти со славою, то какой здесь вред? Итак, пусть будет у нас душа хорошо настроена, и тогда не будет нам никакого вреда отвне. Но ты не в славе? Чтож из этого? Что мы сказали о богатстве, тоже и, о славе. Если я велик, то ни в чем не буду нуждаться; а если тще- славен, то чем больше буду приобретать, тем большего буду желать. Тогда-то в особенности я и буду знатен и достигну большей славы, когда буду презирать славу. Итак, познав это, возблагодарим Христа Бога нашего, даровавшего нам такую жизнь, и будем проводить ее во славу Его, так как Ему подобает слава со безначальным Отцом и Святым Его Духом во веки веков. Аминь.
БЕСЕДА 15
"А Стефан, исполненный веры и силы, совершал великие чудеса и знамения в народе" (Деян.6:8).
1. Смотри, как и в числе семи один был главный и имел первенство. Хотя рукоположение было общее, но он, однако, получил большую благодать. Он не творил знамений прежде, но когда уже сделался известным, чтобы явно было, что для этого не довольно одной благодати, но нужно еще рукоположение, которое умножало (дары) Духа. Они и прежде были исполнены Духа, но то от купели (крещения). "Некоторые из так называемой синагоги" (ст. 9). Восстанием (писатель) опять называет раздражение и гнев их. Посмотри, и здесь великое множество (восставших); но уже другой вид обвинения. Так как Гамалиил воспрепятствовал им судить апостолов за то (дело), то они взносят обвинение другого рода. "Некоторые из так называемой синагоги Либертинцев и Киринейцев и Александрийцев и некоторые из Киликии и Асии вступили в спор со Стефаном; но не могли противостоять мудрости и Духу, Которым он говорил. Тогда научили они некоторых сказать: мы слышали, как он говорил хульные слова на Моисея и на Бога" (ст. 9-11). Для составления обвинения, утверждают, будто он говорит против Бога и Моисея. Для того и состязались с ним, чтобы вынудить его сказать что-нибудь подобное. Но он, хотя потом объяснялся очень прямо, но говорил только о прекращении закона, или даже не говорил ясно, а только намекал на это, потому что, если бы он сказал об этом ясно, то не было бы нужды ни в клеветниках, ни в лжесвидетелях. Синагоги были разные: либертинцев и киринейцев. Киринейцы – это те, которые имели синагоги по ту сторону Александрии, между тамошними народами; но, может быть, они жили и здесь (в Иерусалиме), чтобы не быть в необходимости часто приходить (сюда). А либертинцами называются римские вольноотпущенники. Так как здесь жило много иностранцев, то и они имели синагоги, в которых читали закон и совершали молитвы. Заметь, прошу, Стефан начинает учить, будучи вынужден к тому; а они со своей стороны возбуждаются ненавистью против него не только за знамения, но и потому, что он превосходил их в слове, и, как на (человека) нестерпимого для них, представляют лжесвидетелей. Они не хотели лишать (апостолов) жизни просто, но по судебному приговору, чтобы и славе их повредить, и тех, которые отступят от них, привлечь на свою сторону: они надеялись таким образом устрашить их. И не сказали: говорит; но: "не перестает говорить", чтоб усилить обвинение. "И возбудили народ и старейшин и книжников и, напав, схватили его и повели в синедрион. И представили ложных свидетелей, которые говорили: этот человек не перестает говорить хульные слова на святое место сие и на закон" (ст. 12, 13). "Не перестает", говорят, выражая тем, будто он (теперь же) делает это дело. "Ибо мы слышали, как он говорил, что Иисус Назорей разрушит место сие и переменит обычаи, которые передал нам Моисей" (ст. 14). "Иисус", говорят, "Назорей", – прибавляя для укоризны, – "разрушит место сие и переменит обычаи". Тоже говорили они, когда и Христа обвиняли: "Разрушающий храм" (Мф.27: 40). Они весьма благоговели пред храмом, при котором и жить хотели, – также пред именем Моисея. Обвинение, заметь, двоякое: "разрушит", говорят, "место сие и переменит обычаи". И не только двоякое, но и тяжкое, и исполненное опасностей. "И все, сидящие в синедрионе, смотря на него, видели лице его, как лице Ангела" (ст. 15). Так могут блистать находящиеся и на низшей степени (служения)! В самом деле, скажи мне, чего у него не доставало в сравнении с апостолами? Не творил ли и он знамений? Не явил ли и он великого дерзновения? "Видели", говорит (писатель), "лице его, как лице Ангела". Это была, следовательно, благодать; в этом состояла и слава Моисея. Бог соделал его исполненным такой благодати, кажется мне, для того, чтобы в то время, как он намеревался говорить, самим видом его тотчас поразить их. Могут, подлинно могут лица, исполненные духовной благодати, быть вожделенными для любящих и поразительными и страшными для ненавидящих. Или, быть может, (писатель) указал на это, как на причину, почему они дозволили ему говорить речь. Что же архиерей? "Так ли это?", говорит он (Деян.7:1). Видишь, как вопрос его кроток и не заключает в себе ничего оскорбительного? Поэтому и Стефан кротко начинает свою речь и говорит: "мужи братия и отцы! послушайте. Бог славы явился отцу нашему Аврааму в Месопотамии, прежде переселения его в Харран" (ст. 2). С самого начала он уже опровергает их мнение и этими словами несомненно доказывает, что и сам храм и обычаи – ничто, и что они не в состоянии остановить проповеди, а Бог всегда творит и устрояет все, что кажется невозможным. Посмотри, как последовательно в речи своей он доказывает, что те, которые всегда пользовались особенным благоволением (Божиим), воздали своему Благодетелю противным и замышляют невозможное. "Бог славы явился отцу нашему Аврааму и сказал ему: выйди из земли твоей и пойди в землю, которую покажу тебе" (ст. 2-3).
2. Не было ни храма, ни жертвоприношения, но Авраам сподобился Божественного видения, хотя имел предками персов (т.е. народ, живший в пределах Халдеи и Месопотамии) и жил на чуждой земле. И почему (Стефан) в начале своей речи назвал Бога "Богом славы"? Потому, что Он бесславных соделал славными; и для того, чтобы научить, что, если Он прославил тех, то тем более прославит их (апостолов). Видишь ли, как он отвлекает их от предметов чувственных и прежде всего от места, так как речь шла о месте? "Бог славы". Если Он – Бог славы, то, очевидно, Он не имеет нужды в прославлении от нас, или посредством храма; Он сам есть источник славы. Поэтому не подумайте прославлять Его таким образом. Как же, скажут, ведь Писание говорит это об отце Авраама (Быт.11:31)? Оно не говорит ничего лишнего, ничего кроме самого необходимого. Что полезно было узнать, тому только оно и научило нас, именно, что (Фарра) после откровения сыну вышел вместе с ним; а больше ничего не говорит о нем, потому что он вскоре по переселении в Харран скончался. "Выйди из родства твоего" (ст. 3). Этим Стефан показывает, что они не чада Авраама. Каким образом? Тем, что тот был послушен, а они непослушны; и из того, что он сделал по повелению (Божию), мы видим, что он претерпевал труды, а они лишь собирают плоды, между тем как все праотцы терпели озлобления. "Тогда он вышел из земли Халдейской и поселился в Харране; а оттуда, по смерти отца его, переселил его Бог в сию землю, в которой вы ныне живете. И не дал ему на ней наследства ни на стопу ноги" (ст. 4, 5). Смотри, как он отвлекает их от земли; не сказал: даст, но: "не дал", выражая тем, что все от Него и ничего от них. Ведь (Авраам) вышел, оставив родных и отечество. Почему же "не дал"? Потому что (эта земля) была образом другой, которую Бог и обещал дать ему. Видишь ли, что не просто Стефан ведет речь свою? "Не дал ему", говорит, "а обещал дать ее во владение ему и потомству его по нем, когда еще был он бездетен" (ст. 5). Опять отсюда открывается всемогущество Божие и то, как Он творит все, что (кажется) невозможным: когда Авраам был еще в Персии и на таком расстоянии, Бог сказал, что Он сделает его владыкою Палестины. Но обратимся к вышесказанному. "Смотря на него", говорится, "видели лице его, как лице Ангела". Отчего в Стефане процвела такая благодать? Не от веры ли? Очевидно, что так; о нем выше засвидетельствовано, что он был исполнен веры. Следовательно, можно иметь благодать и кроме (благодати) исцелений; потому и апостол говорит: "одному дается Духом слово мудрости, иному дары исцелений" (1Кор. 12:8,9). Здесь словами: "видели лице его, как лице Ангела", кажется мне, намекается на то, что он был исполнен благодати, как говорится это и о Варнаве (Деян.4:36). Отсюда мы видим, что люди простые и незлобивые возбуждают к себе особенное удивление и преимущественно бывают исполнены благодати. "И представили ложных свидетелей, которые говорили: этот человек не перестает говорить хульные слова". Прежде об апостолах говорили, что они проповедовали воскресение, и что к ним стекалось множество народа; а теперь, – что они исцеляли. О, безумие! За что нужно было благодарить, за то осуждали, – и тех, которые были сильны делами, надеялись преодолеть словами (как поступали и со Христом) и постоянно старались уловить их в словах, потому что стыдились прямо схватить их, не имея ничего, в чем бы обвинить их. И посмотри, судьи не сами лжесвидетельствуют, – потому что их уличили бы, – а подкупают других, чтобы это дело не показалось насилием. Тоже самое, как видим, было и со Христом. Видел ли ты силу проповеди, как она действует, несмотря на то, что (проповедники) не только подвергаются бичеванию, но и побиваются камнями, не только ведутся на суд, но и отвсюду изгоняются? И здесь, несмотря на лжесвидетельство, (враги) не только не преодолевали, но и не в состоянии были противостоять, хотя были крайне бесстыдны; с такою силою она поражала их, хотя они делали много ухищрений, подобно как и против Христа, для умерщвления Которого употребляли все свои усилия, так что после того для всех стало ясно, что это была борьба не людей между собою, но борьба между Богом и людьми. Посмотри, что говорят лжесвидетели, поставленные теми, которые злодейски привлекли его в судилище. "Мы слышали, как он говорил хульные слова на Моисея и на Бога". Бесстыдные! Вы сами совершаете дела хульные против Бога и не думаете об этом, а притворяетесь ревнующими за Моисея? Моисей потому и поставлен наперед, что о Божием они немного заботились; о Моисее упоминают и выше и ниже: "Моисей", говорят, "который вывел нас" (Деян.7:40), желая тем возбудить легкомыслие народа. Как человек богохульный мог бы остаться победителем? Как человек богохульный мог бы творить такие знамения в народе? Но такова зависть; она подвергшихся ей делает безумными, так что они даже не понимают, что говорят. "Мы слышали", говорят, "как он говорил хульные слова на Моисея и на Бога"; и далее: "этот человек не перестает говорить хульные слова на святое место сие и на закон", и прибавляют: "которые передал нам Моисей", а не Бог (Быт.6:11-14).
3. Видишь ли, как обвиняют его в нарушении общественного порядка и в нечестии? Но что ему не свойственно было говорить это и быть так дерзким, это очевидно для всякого; и самое лицо его отличалось кротостью. Так, когда не клеветали (на апостолов), то Писание не говорит ничего подобного; а как здесь все – клевета, то Бог естественно опровергает ее и самым видом его. На апостолов не клеветали, но им запрещали; а на Стефана клевещут; потому прежде всего самое лице защищает его. Может быть, оно-то пристыдило и архиерея. Выражением: "обещал" Стефан указывает на то, что обетование дано было прежде места, прежде обрезания, прежде жертвы, прежде храма, и что они не по достоинству своему получили и обрезание, и закон, но что единственно за послушание (Авраамово) наградою была эта земля, и даже исполнение обетования произошло еще прежде установления обрезания; что все это были прообразы, и оставление отечества и родных по повелению Божию (там ведь и отечество, куда приведет Бог), и неполучение здесь наследия; что иудеи (отрасль) персов, если надлежащим образом исследовать; что словам Божиим должно повиноваться и без знамений, хотя бы и встретилось что-нибудь прискорбное, так как и патриарх оставил гроб отца и все из повиновения Богу. Если же отец его не сопутствовал ему при переселении его в Палестину, потому что не веровал (в истинного Бога), то тем более потомки не будут участвовать в этом, хотя бы они прошли и большую часть пути, потому что не подражали добродетели праотца. "Обещал", говорит, "дать ее во владение ему и потомству его по нем". Здесь указывается и великое человеколюбие Божие, и вера Авраама. Уверенность Авраама в этом, еще "когда еще был он бездетен", доказывает и послушание, и веру его, хотя обстоятельства представляли противное, т.е., по пришествии он не получил ни "на стопу ноги", не имел и сына, что могло препятствовать вере. Зная это, будем и мы принимать все, что обещает Бог, хотя бы иногда и случалось противное; впрочем, у нас не бывает противного, но все совершенно последовательно. Где обещают (одно приятное), а между тем случается напротив, там действительно бывает противное; а у нас наоборот: здесь Он обещал скорби, а там блаженство. Зачем же смешивать (различные) времена? Зачем горнее делать дольним? Скажи мне, ты скорбишь, что живешь в бедности и смущаешься от этого? Не смущайся; достойно скорби то, если там тебе придется мучиться; а настоящая скорбь может быть причиною блаженства. "Эта болезнь", говорит (Господь), "не к смерти" (Ин.11:4). Будущая скорбь есть наказание, а настоящая – вразумление и исправление. Настоящая жизнь есть время борьбы; следовательно, нужно бороться; здесь война и брань. На войне никто не ищет покоя, на войне никто не думает об удовольствиях, никто не заботится об имуществе, никто не беспокоится о жене; но печется только об одном, как бы одолеть врагов. Так будем поступать и мы. И если мы победим и возвратимся с трофеями, то Бог подаст нам все. Об одном только нам надобно стараться, как бы одолеть диавола; а лучше сказать, и это не есть дело наших усилий, но все – благодати Божией. Об одном только нам надобно стараться, чтобы приобрести благодать Его, чтобы стяжать себе помощь Его. "Если Бог за нас, кто против нас?", говорится (Рим.8:31). Об одном только будем стараться, чтобы Он не стал врагом нашим, чтобы Он не отвратился от нас.
4. Не перенесение бедствий есть зло, но грех – зло. Он великое бедствие, хотя бы мы жили в удовольствиях; не говорю, в будущей жизни, но и в настоящей. Что, – думаешь, – значит испытывать угрызения совести? Не хуже ли это всякой пытки? Я хотел бы тщательно расспросить живущих во зле, не помышляют ли они иногда о своих грехах, не трепещут ли они при этом, не страшатся ли, не скорбят ли, не ублажают ли тех, которые живут в посте, в горах, в любомудрии. Ты хочешь получить блаженство там? Потерпи здесь ради Христа; ничто не может сравняться с этим блаженством. Апостолы радовались, когда их подвергали бичеванию. К этому увещевает и Павел, когда говорит: "радуйтесь всегда в Господе" (Флп.4:4). Как можно, скажут, радоваться там, где узы, где пытки, где судилища? Здесь-то в особенности и можно радоваться. А как можно радоваться при этих условиях, послушай. Кто ничего не знает за собою, тот всегда будет в великой радости, так что, чем больше будешь говорить ему о бедствиях, тем больше доставишь ему удовольствия. Вот, скажи мне, воин, получивший множество ран и окончивший брань, не с великим ли удовольствием будет возвращаться домой, имея в самых ранах основание к своему ободрению, славе и знаменитости? И ты, если бы мог сказать то же, что сказал Павел: "я ношу язвы Господа Иисуса" (Гал.6:17), то мог бы сделаться великим, славным и знаменитым. Но теперь нет гонений? Восстань против тщеславия; если кто скажет против тебя что-нибудь, не убойся выслушать о себе худое ради Христа. Восстань против тирании, гордости; восстань против нападений гнева, против мук вожделения; и это – раны, и это – мучения. Скажи мне, какое из мучений всех ужаснее? Не то ли, когда душа мучится и терзается? Там (в телесных мучениях) страдает больше тело, а здесь все относится к душе. Она болезнует, когда (человек) гневается, завидует или что-нибудь подобное делает, или лучше сказать – когда страдает: ведь иметь гнев, зависть, – не значит действовать, но страдать ; потому и называются страстями души, ранами, язвами. Подлинно, это страдание, и даже ужаснее страдания.