Творить добро и мир любить. Выпуск 2
Шрифт:
В раннем детстве у него был сон, настолько ужасающе безжалостный, что запомнился на всю жизнь. В его детском садике (сейчас уже нет детских садиков…) детки собирались в кружки, потому что воспиталка давала только по одному пистолетику в группу. Мальчик, которому доставался пистолетик, поднимал руку, нажимал на курок, и от одного выстрела валилось сразу по несколько деток. Никто не убегал, все послушно ждали, когда дуга руки дойдёт и до него. Славику стало невыносимо жалко себя, но он почему-то продолжал там стоять и, когда рука дошла до него, в ужасе проснулся.
И вот этот детский древний страх вернулся с прежней силой.
Поутру Слава привычно обратился к психологу за помощью. В мониторной стене вальяжно возник мужичок в кресле в домашней, располагающей к беседе одежде. Выслушав, он деловито вздохнул, как от давно надоевшей банальности.
– Вы, конечно, сами уже интересовались и знакомы с теоретической частью?
– Идеология единственности абстракций? А как бы я прошёл мимо? – Слава саркастически ухмыльнулся. – У меня постоянное ощущение, что всё это – попытка успокоить, ведь экономический эффект настолько значим, что просто необходимо всем внушить оптимизм.
– Типичная теория заговора, как вы, несомненно, сами понимаете, – доктор, явно скучая, обвёл взглядом его комнату. – Вы позволите вейпнуть?
– Да, пожалуйста.
Док ногой придвинул кальян в виде извивающегося вокруг самого себя дракона и потянул к себе один из его хвостов. Неприятно пахнуло сладковатым паром, но Слава ничем не выдал дискомфорта.
– Однако теория совершенно логически непогрешима, и её не могут, точнее, не готовы воспринять только в силу непривычности и протеста против естественного страха смерти. Я помогу вам не придавать слишком большого значения этим страхам, но очень важно внимательно понимать то, о чём я скажу, и если что-то начнёт ускользать, немедленно мне об этом сообщите. Готовы?
– Поехали, доктор.
– Сегодня нет никого, кто думал бы, что у человека в голове мысли представлены какими-то маленькими материальными объектами того, о чём он мыслит.
– Это – типа вульгарная философия? Я в курсе.
– Она самая. Все наши мысли – абстракции. Все без исключения. Представили шар – это абстракция шара. Цифры – тоже абстракции. Ничего этого нет в природе. Вы согласны с тем, что в природе нет цифр? Что нигде не найти единичек?
– Единичек – да, с этим понятно, но шаров вокруг навалом.
– А найдите хоть один идеальный шар, а не предмет, который похож на шар. Стоит присмотреться – и оказывается, что это только кажется шаром, а он весь щербатый под микроскопом. А если ещё сильнее присмотреться, то даже атом – не шар, а какое-то очень даже неопределённое облако.
– Ну да, доктор, я всё это знаю.
– А теперь ещё прочувствуйте зримо. В природе два даже полностью одинаковых материальных объекта – это два разных объекта, две массы, два положения. А вот абстракция шара или единички – одна, сколько бы человек ни подумало про это. Шар – это одно такое понятие, с определёнными свойствами округлости, способности катиться. И это понятие возникает, только когда о нём кто-то подумает. Хоть вчера, хоть завтра, хоть в другой вселенной может активироваться такая абстракция в любом числе голов, но она остаётся только одной на всех и на все времена. Вот это очень хорошо нужно понимать.
Конечно, мы мыслим не только шарами и единицами, но и любыми другими составляющими абстракциям, но любая совокупность мыслей – одна, а не несколько. Если вас задуплить в несколько раз, то ваши ещё продолжающиеся мысли будут одной и той же мыслью. Но вы уж не сможете наблюдать это в чужих головах, ведь телепатии у нас нет.
– Вот это для меня как раз не очень очевидно, доктор.
– Ну как же, вот смотрите. Если мы скопировали несколько тел, то у всех в этот момент один и тот же разум. Тел несколько, но ведь абстракции существуют в единственном числе, и все мысли у разных копий – это одна и та же мысль.
– Но ведь очень скоро у копий будут разные мысли, даже очень разные?
– Это не умножает применяемых составляющих абстракции, просто они возникают в разных сочетаниях. У всех людей есть как общие абстракции из общепринятых понятий, так и свои собственные, но где-то в бесконечности вселенных есть и тот, у кого они тоже возникнут, ведь вы знаете это свойство бесконечности: если есть бесконечность вариантов мыслей, то есть и бесконечное множество каких угодно мыслей.
– Это уже какая-то философия…
– Но вывод один: никакое число копий, от нулевого до бесконечно большого, никак не влияет на существование единственно возможных абстракций. И если мы декогерируем все копии и даже оригинал, то абстракции этим не уничтожатся, их принципиальная суть останется и активируется в чьей-то голове.
– Сложно как-то… Слышал, несомненно, очевидную вещь: тот, кто хорошо знает, легко может объяснить кому угодно!
– По карте вижу, что у вас есть дети: пяти и семи лет.
– Да. Это ещё один мой головняк…
– А вы, смотрю, – социальный программист и вот, вы можете пятилетке легко объяснить, что такое социальный программист так, чтобы он всё понял до мелочей, а не просто заменить какими-то другими словами, вроде: социальный программист – это человек, занимающийся программами.
Славе сделалось очень неуютно, оттого что очередная попытка хоть что-то прояснить только ещё больше всё запутывала. Но холодящий страх от предстоящего отступил, а это было главное. Ладно, пусть жизнь сама всё расставляет по местам.
– Простите, доктор, мне пора… Вы мне помогли, спасибо! – Слава поднял ладонь, тихо дзынькнуло, две оценочные нейросети схлестнулись в молниеносном поединке: одна представляла интересы поставщика услуги, другая – получателя, и стоимость сеанса терапии снялась универсальной системой платёжных услуг строго в рамках справедливости, по всем канонам ДСЭ.
На завтрак был кисель из черники, которую они с Таней и детьми собирали в выходные в ближайшем лесу.
За второй ложкой киселя потянулся волосок. Шерсть линявшего зверя? Или человечий? Слава брезгливо поморщился и щёлкнул пальцем с налипшим волоском, отправив сверкнувшую в ярком солнечном луче каплю за открытую летнему утру дверь, и спокойно доел кисель. Со всем можно смириться.