Твой путь
Шрифт:
В трактире Ивенн была совершенно своей и даже можно было сказать, что родной. Хозяйка, не пожилая ещё женщина с густой копной рыжих волос и добрыми усталыми глазами, встретила её радушно, как дочь. Хозяин, казавшийся намного старше супруги, предложил юноше остаться у них хотя бы на несколько ночей.
— Да как же это… — Иттрик растерялся, даже слегка побледнел, развёл руками. — Как же я останусь-то… Возвращаться надобно. Да и с собою у меня ни гроша, заплатить вам нечем…
— Ты этот вздор брось, — ответил Йоханн полусурово, полушутливо, и потрепал его по волосам, и без того взъерошенным. — Ты гость наш, раз уж Ивенн привела тебя и сказала, что ты друг её. Уна, принеси ему похлёбки с хлебом и шиповника, ежели
— Иттрик, — тихо сказал юноша и украдкой взглянул на Ивенн, сидевшую в уголке горницы и занятую штопаньем серой рубахи из грубой ткани. Так случилось, что в этот самый момент она тоже отвлеклась, и глаза их на мгновение встретились. Девушка тут же вспыхнула, будто смутившись, и быстро отвернулась. Иттрик вздохнул, но больше на неё не оглядывался. Хозяйка, добрая женщина, принесла ему горячий ужин и отвар из шиповника, и он, тихонько поблагодарив, принялся за еду. Впервые за много дней он чувствовал такое умиротворение и покой, семейное тепло, тишину — не тягостную или напряжённую, а наоборот, уютную, успокаивающую, которую нарушало только негромкое басовитое пение хозяина, ужасно фальшивое, но от того ещё более забавное и милое, частый стук спиц хозяйки, оставшейся тут же, шорох плотной ткани в руках юной помощницы. Иттрик то и дело ловил на себе её взгляд, полный искреннего и по-детски наивного любопытства, однако, стоило ему пошевелиться или, более того, обернуться, как Ивенн смущалась и краснела, снова утыкалась носом в работу. Странно ему было и то, что девушка так заинтересовалась, ведь обыкновенно один его вид, потрёпанный, усталый, вечно какой-то помятый и серый, вызывал неприязнь, и многие даже не стеснялись этого возникающего по отношению к нему чувства, но Ивенн не то что не оттолкнула его, пожалуй, даже наоборот. И он не знал, как вести себя с нею: держаться ли на равных, кланяться ли и благодарить за доброту.
— Я приготовлю тебе постель наверху, — Уна, наконец, оставила вязание, решительно поднялась и направилась к лестнице. — Правда, подушек чистых у нас больше нет, ну да ничего, мы с Ивенн завтрешним утром постираем. Одну ночку ведь потерпишь?
Иттрик поднялся, чувствуя, что мучительно краснеет. Уж к чему-чему, а к такому обращению он точно не привык. Из других трактиров его гнали, как бродяжку, а ежели он стучался в чью-либо избу, то его не пускали даже переночевать. Бросали где-нибудь в сенях ворох соломы, и ему ничего не оставалось, кроме как сворачиваться диким зверьком в углу и кутаться в серый плащ, где только не заштопанный. В самом Кейне его знали и уважали, как жреца Сварога по праву рождения, а вот в окрестностях он был никем, ведь жрецы не имели никаких отличительных знаков и тем более скрывались нарочно от дозорных из Халлы или Дартшильда. И навряд ли вид грязного, оборванного парнишки не от мира сего с грустными голубыми глазами, больше похожего на привидение, нежели на человека, вызывал бы доверие.
— Да мне хоть на улице, — юноша смущённо улыбнулся и невольно снова поглядел на притихшую Ивенн. — Только бы под крышей. Спасибо вам…
— Пустяки, — Уна засмеялась. — Уже поздно, а ты устал, едва стоишь. Ивенн проводит тебя.
7. Ночной разговор
…Ветер, хмельной и вязкий,
Шепчет в уши одной подсказкой:
«Время мало, торопись и не жди конца пути.»
Кто же первым рискнёт перейти?
Несмотря на сильную усталость, Иттрик не уснул сразу. Отсутствие подушки совсем не помешало
В звуке тихих, лёгких шагов и робком стуке в дверь, не запертую до конца, он сразу узнал Ивенн. Непросто, конечно, было называть её так, потому что в памяти она осталась Славкой, девчонкой-ведуньей из лесной избушки, окружённой маленькими пёстрыми цветами, запахом весны и диких трав. Но теперь это была другая жизнь, совершенно другой человек, хоть и очень-очень похожий.
— Не заперто, — отозвался юноша, поспешно натянул рубаху и пригладил волосы, правда, это было бесполезно. Ивенн на цыпочках проскользнула в горницу и притворила дверь за собою. В руках у неё дрожала маленькая свечка, и длинные косые тени от неё ложились на пол и стены.
— Я всё об одном думала, — девушка присела на край постели и поставила свечу на стол, в глиняную плошку. — О нашем разговоре у водопада… Ты сказал, что я Хранительница, говорил что-то про Свет и Тьму…
— Тоже считаешь, что у меня крыша поехала?
— Нет-нет, — Ивенн даже не улыбнулась, чтобы он не подумал, что она над ним смеётся. — Мне просто… интересно. Может быть, ты поможешь мне вспомнить.
— Ты правда этого хочешь?
Девушка помолчала, задумчиво повертела в пальцах длинную тёмную прядку, посмотрела куда-то в сторону. Так ли ей хотелось вспоминать? Разве её не устраивал тот уклад, который был теперь, после того, как она оказалась в трактире? Ни Уна, ни Йоханн особенно ничего ей не рассказывали о прошлом, то ли потому, что сами ничего не знали, то ли потому, что им просто-напросто запретили. Но кто? И зачем?
И ещё ей не давал покоя странный и страшный сон. Преследовал её почти каждую ночь, отчего она боялась засыпать, а просыпалась со слезами и часто бьющимся сердцем. Это было тяжело, невыносимо тяжело, она понимала, что сейчас живёт не свою жизнь, и, может быть, если вспомнит всё, то сможет восстановить, найти себя прежнюю… Однако тут же закрадывалась мысль: а так ли это? И нужно ли оно ей?
— Правда, — наконец ответила она решительно. — Для начала расскажи, почему ты меня называл чужим именем.
Она скинула башмаки, расправила холщовую юбку и забралась на постель с ногами, подобрав их под себя. Иттрик подвинулся, освобождая ей место, а потом протянул руки ладонями вверх.
— Дай руку, — попросил он тихонько. — И другую. Вот так.
Их пальцы соприкоснулись. Маленькие ладошки Ивенн лежали в его руках.
— Зачем? — только и смогла спросить она.
— Так… люди делают… — юноша смутился, не зная, как ей объяснить, — когда доверяют друг другу. Знаю, я ещё не заслужил твоего расположения, но… понимаешь… Я очень хочу, чтобы ты мне доверяла.
— Я тебе верю, — спокойно ответила Ивенн. И Иттрик почувствовал, как сердце дрогнуло и рванулось прочь. Знала бы девочка, сколько всего она вложила в эти слова, вероятно, сама того не замечая! Я тебе верю… Как много это значит, особенно для него, особенно теперь! Доверием не разбрасываются, и кому об этом знать, как не ему? Ивенн очень добра и очень наивна, и Иттрик понял, что сделает всё, чтобы сохранить её такой, не потерять её снова. Как же всё-таки хорошо, что она не догадывается о его чувствах…