Твой выстрел – второй

Смирнов Юрий

– Не сумлевайся, Ваня. Мы ныне люди военные – на восьмерых одна винтовка. А ты свою заберешь?

– Оставлю. Ежели понадобится, мне и тут дадут.

Иван простился со всеми. Обнял дядьку.

– Вань, а ты куда намылился-то? – спросил Вержбицкий.

– Велено явиться к начальнику губмилиции товарищу Багаеву. А зачем – кто знает?

– Не ко времени, Вань, – попенял Вержбицкий. – Тамочки у нас дела теперя крутые пойдут, а ты в нетях. Они што – без тебя не обойдутся?

– Сам понимаю, не ко времени, – согласился Иван, – но ведь я при службе, дядя.

– Это

уж да, – вздохнул Вержбицкий. – Службу служить – другу не дружить.

– В ночь идете, дядя. – Иван вынул наган. – Возьми. Мало ли что… Обращаться с ним можешь?

– Военком Медведев научил. – Вержбицкий сунул наган за пазуху. – Теперя с двумя винтовками и этой штукой нас задешево не возьмешь. Не боись, дойдем в целости. Сам вертайся скореича. У товарища Багаева на тебе, думаю, свет клином не сошелся.

Со стесненным сердцем Иван проводил дядьку и возчиков, а сам пошел в центр города, в губмилицию. Было у него твердое намерение отпроситься у товарища Багаева, поймет, поди, не к теще на блины отпрашиваюсь, в Каралате бочка с порохом осталась. Но в кабинете у Багаева он даже заикнуться об этом не успел.

– Товарищ Елдышев, – сказал начгубмилиции, – я тебя жду. А ты запаздываешь.

Иван не помнил, чтобы ему было приказано явиться нынче; наоборот, он считал, что прибыл на день раньше. Но оправдываться не стал. Перед отъездом в Каралат он видел Багаева накоротке и не знал, что это за человек.

– А жду я тебя потому, – продолжал Багаев, – что из твоего формуляра следует: ты воевал. Это очень важно. Из сотрудников милиции и уголовного розыска сформирован спецотряд, который нынче в полночь отправится под Саратов за хлебом. Люди отобраны проверенные, но воевавших среди них мало. Командир спецотряда – я. Тебя назначаю первым своим помощником. В случае моей гибели командование принимаешь ты. Бери мандат.

Иван взял бумагу, прочел. Грозный был мандат! С таким мандатом в Каралат не отпросишься. И печать стояла своя, революционная. Вспомнил каралатского двуглавого орла, посожалел, что не успеет уж теперь заказать для родного села.

– Внизу, в дежурке, тебя дожидаются четыре вооруженных сотрудника, – продолжал Багаев. – Бери их и езжай на вокзал, из-под земли достань начальника дороги господина Циммера, он на мои телефонные звонки не отвечает. Ему еще вчера было приказано подготовить нынче в десять вечера тяжелый товарный состав. Ежели в десять часов состава не будет – ставь господина Циммера к стенке.

Иван вынул из кармана мандат, перечитал.

– Основательный ты мужик, товарищ Елдышев, – с одобрением сказал начгубмилиции. – Право расстрела там прописано.

– Этот Циммер по-русски хорошо понимает?

– Ежели меня попросят к стенке, скажем, на французском, я, думаю, враз смикитю, хоть и неуч. А все ж таки… Уважая твою основательность, товарищ Елдышев, дам тебе еще одного сотрудника. Он прекрасно разобъяснит суть дела хоть на немецком, хоть на английском – на каком Циммер пожелает. Тропкин!

В кабинет влетел дежурный, щелкнул каблуками.

– Агента губрозыска Гадалова ко мне!

– Поставить Циммера к стенке – дело плевое, товарищ начальник, – сказал Иван, когда дежурный вышел. – А состав? Он сам по себе не сформируется.

Багаев тяжело и с явным сомнением, от которого Ивана бросило в жар, глянул на него.

– Не нравится мне твой вопрос, товарищ Елдышев. Мандат – мандатом, а я тебя туда не карателем посылаю. В десять часов вечера состав должен стоять на путях под парами. Головой отвечаешь! Я тебя не спрашиваю, разбираешься ли ты в железнодорожном хозяйстве, – я в нем сам ни черта не смыслю. Но тебе на этот случай и дана громадная власть. Ты ею привлеки людей, которые в деле разбираются. Задачу понял?

– Так точно, товарищ начальник.

Вошел агент губрозыска Гадалов. Им оказался парнишка лет шестнадцати в поршнях, ватнике и высокой калмыцкой шапке. Шапку он снял и тихим голосом доложил о прибытии. А когда он снял шапку, Ивану бросилось в глаза его тонкое, нервное, лобастое лицо, и почему-то подумалось Ивану, что к такому лицу никак не подходят ни поршни, ни ватник, ни высокая, похожая на башню шапка. А почему не подходит? Губмилиция и губрозыск располагались в одном здании, и пока Иван добирался до кабинета Багаева, повидал в коридорах всякого народа, и народ был одет пестро. Поршни – это еще милость, в лыковых лаптях щеголяли сотрудники, губисполком выделил для губмилиции четыреста пар лаптей… Подумалось Ивану одно, а сказалось другое:

– Товарищ, шапка у тебя сильно приметная. Считай, каждая пуля твоя.

Сказал – и прикусил язык: поперед начальства вылез, а его не спрашивали. Но, к удивлению, Багаев его поддержал.

– Сергей, что такое? – сказал он. – Я в губисполком отношение писал, чтобы тебе полный комплект воинского обмундирования выдали. И тебе, помню, выдали.

– Выдали, товарищ начальник, – тихо подтвердил Сергей.

– А где ж оно? Почему не носишь?

– Берегу… Мне его выдали как переводчику, а не как агенту губрозыска.

– Ну, парень! – только и сказал Багаев. – Разница-то какая? Тебе ж выдано!

– Разница есть, товарищ начальник, – тихо, но твердо стоял на своем Гадалов. – Вашим приказом я зачислен в спецотряд.

– И что?

– Угваздаю. Новенькое обмундирование. А вы сами же и сказали, что после возвращения с хлебом быть мне при вас переводчиком на встречах с английским консулом мистером Хоу и персидским консулом господином Керим-ханом уль-Мульк Мобассером.

– А ведь забыл! – хлопнул рукой по столу Багаев. – Совсем забыл! Нам надо, Серега, с ними говорить по делам военнопленных и беженцев. Слушай, а ты и персидский знаешь?

– Керим-хан, – сказал Гадалов, – в совершенстве владеет английским. У него оксфордское произношение.

– Это еще какое? – с неудовольствием спросил Багаев. – Поди-ка, вконец контрреволюционное, язви его!

Гадалов на мгновение запнулся, а Елдышеву, который в свое время окончил церковноприходскую школу и, главное, много читал в поповской библиотеке, была понятна эта запинка.

– Очень правильное произношение, Иван Яковлевич, – пояснил Гадалов. – Культурное. Мне до такого далеко.