Твоя безумная «фанатка»
Шрифт:
Дом родной покидая,
Будешь ты в декабре…
Из грандиозного реверанса Нелли плавно опустилась на пол. Грустная и задумчивая. Как велено по роли. Актриса хоть куда.
Вновь со мной, дорогая.
— Отлично, — довольный преподаватель, подскочив с кресла в первом ряду, дал знак, чтоб сделали тише звуковые эффекты. — Три минуты. Дальше сцена Распутина с мышью… —
Матвей колкость принял стойко. Сам виноват. Заслужил.
— Я хотел извиниться. За свои слова и поведение.
— Как трогательно. Совесть зачесалась? Или испугался вылететь из Академии?
— Нет. На это плевать. Просто я знаю, что был не прав.
Несколько секунд на него пристально смотрели.
— Романтика, чувства — это всё просто замечательно, молодой человек. Но творческая личность должна уметь абстрагироваться. Даже если артисту ампутировали ногу, он должен прыгать так, словно его у них две. Если вы этого не можете, быть может сцена — не ваше?
Он прав. Сотню раз прав.
— Может быть, — честно ответили лишь ему.
Чудик тяжело вздохнул, поджав губы. Принимал решение.
— Марш на сцену. Замена! — этот крик уже улетел в зал, чтобы его услышали остальные. — Меняем сцену Распутиным на сцену с знакомством Анастасии с Дмитрием. — строгий взгляд на Матвея. — Ты ещё здесь? Три секунды, и я передумаю.
Можно ли сказать, что это следовало расценивать, как тёплое перемирие? С учётом того, что учитель заставил его потом до вечера разбирать давно ненужный и забытый хлам в подсобном помещении, громоздящийся баррикадами почти до потолка, где в общем-то он и откопал нужное для сегодняшнего вечера барахло. Закопался он в том клоповнике практически на полдня, но понимал, что дело обошлось малой кровью. Его вспыльчивость могла обернуться куда большими проблемами.
И вот теперь рабский труд окупил себя блеском в глазах Нелли. Значит, не зря давился пылью и собирал волосами паутину.
— Голодная?
— А ты тут ещё и ресторан где-то припрятал? — усмехнулась она.
— Не совсем. Прости, но тебя ждёт более скромный ужин, — из-за ширмы выудили бумажный пакет с буквой «М» и высокий термос. — Бургеры, картошка, нагетсы, чай? Кофе решил не делать. Вдруг будешь буянить от кофеина на ночь глядя.
— Это что, свидание? — подозрительно прищурилась Пелька, пока ее увлекали к скамье, укрывали ноги пледом и раскрывали пакет с ароматным и пока ещё горячим фаст-фудом.
— Свидание.
— Забавно.
— Что именно?
— Последнее свидание у меня было больше двух лет назад, — откусывая от чизбургера, пожала плечами она.
— А твой Максим, что? Не по этим делам?
Опасная тема. Матвей понял это по напрягшейся спине собеседницы.
— Максим не мой. Он общемировое достояние.
— А общемировое достояние об этом знает?
— О чём ты?
— Ведёт он себя с тобой так, словно ты его девушка, — Бондарев разлил чай по таре и протянул ей дымящуюся пластиковую чашку.
— Ничего не добавлял туда? — на всякий случай принюхалась та. А то кто знает, может решил таким образом отомстить.
— Подсыпать отраву в пойло — твоя привилегия.
— Какие мы злопамятные.
— Не злопамятные, но впредь ты будешь отпивать из всего первой, прежде чем предлагать мне. Так что по поводу твоего ухажёра?
— Разве на свидании говорят о других парнях?
— А иначе как мне понять, насколько сильная он для меня угроза.
— Угроза?
— Угроза и препятствие. Насколько хорошо ты его знаешь?
— Достаточно.
— Это не ответ.
— Я знаю только то, что мне стоит знать. В остальное не лезу, это не моё дело.
— Интересный подход.
— Правильный подход. Есть вещи, которые должны оставаться личными.
Нелли не кривила душой. Имея собственные тайны, она никогда не лезла в потёмки сознания другого. Так что в случае с Майером знала лишь то, что тот считал нужным ей рассказывать. Знала, что он работает тренером в юношеской группе, а в свободное время зависает с друзьями в зале или дерётся в своих подпольных клубах. Знала, что такая жизнь не особо ему нравилась. Что он всегда хотел заниматься боксом более серьёзно и занимался им, однако профессиональный спорт пришлось покинуть по ряду причин. Таких, что теперь ему вообще было запрещено драться. Под угрозой летального исхода.
Несколько лет Макс держался, но не выдержал. Бои были ему необходимы, как воздух и вода. Даже угроза смерти не могла остановить это желание. А ещё Пылаева знала, что её друг был женат. Сильно он не распространялся, но развод вроде произошёл по инициативе партнёрши, с которой у них в какой-то момент разошлись интересы. Нелли лишь догадывалась, что пристрастие Майера сыграло в этом немаловажную роль.
Честно говоря, если хорошенько призадуматься, друг много чего от неё утаивал. И много чего не позволял себе в её присутствии. Никогда не курил, хотя пахло от него сигаретами постоянно. Не повышал голос. Не сквернословил, фильтруя речь и темы, особенно тщательно обходя то, что касалось его детища и здоровья. Да и вообще сдерживал себя. Во многом.
Пельке доводилось становиться случайной свидетельницей его общения с другими: девушками и парнями. И там был совсем не тот милый добрый Майер, что интересовался у неё по утрам: тепло ли она одета. Смех и грех. Она рядом с ним почему-то не могла быть собой. Он рядом с ней тоже по какой-то причине притворялся. Наверное, именно поэтому у них ничего и не получалось.
— Ешь. И приличия ради, прекрати думать о нём, пока ты со мной, — от Матвея не укрылась растерянность, волной прошедшаяся по женскому лицу, пока та копалась в воспоминаниях.
— Ты сам поднял эту тему.
— Да. А теперь закрываю. Давай лучше поговорим о другом.
— Например?
— Твой любимый цвет?
Пылаева не сдержала слабой улыбки, вытирая испачканные соусом уголки губ.
— Правда? Любимый цвет?
— А почему нет?
— Ладно. Удивишься, но белый.
Да. Правда. Звучало необычно.
— Почему?
— Не знаю. Это цвет чистого листа. На котором можно разлить любые краски.
— Интересно.
— А твой?
— Чёрный.