Твоя безумная «фанатка»
Шрифт:
Слова сами лились. И чем дальше уходила песня, тем легче шли. Пелька послушалась совета Матвея. Сейчас она пела не для них. Для себя. Для него. Первый куплет. Припев. Второй.
Наверное, это её лучшее исполнение. Благодаря поддержке за спиной. Живая музыка, её музыка, заставляла звучать песню совсем иначе. И Нелли начинала ловить привычный кайф.
Искалеченные чувства?
Да плевать.
Ты искалечил то,
Что
День, неделя, месяц, два,
Моя реабилитация далеко зашла,
Развлекайте друг друга,
Я всё ещё заново ищу себя.
До сих пор ищу.
Может, и найду.
Последние аккорды. Жаль. Уже не хотелось заканчивать.
— Кажется, уже нашла, — допела она только что родившуюся строку, ставя тем самым точку. — Спасибо! И с Днем Рождения! — бросила она полному залу и, не дожидаясь их реакции, нырнула обратно за кулисы, откуда её было никому не видно. Когда Матвей, которому пришлось отдуваться за обоих, изображая вежливость, нагнал её, та вся светилась, подпрыгивая от возбуждения. — Это так круто! Нереальный кайф! Словно с тарзанки в обрыв прыгнула! Ты тоже такое чувствуешь?
— После каждого концерта, — кивнул тот такой довольно. Глаза Нелли блестели. Так ярко. Этого он и хотел.
— Нереально! Дико круто! У меня такое чувство, что я… — не в силах высказать всё словами пришлось задействовать жестикуляцию. — Словно я…
— Что тебе всё под силу?
— Да! Забраться на гору, пробежать марафон!
— Поцеловать парня, который в тебя влюблён? — невинно предложил он.
Ну а что? Вдруг? Если не пробовать, можно так и оказаться у разбитого корыта. Правда Пылаева предложение, кажется, не оценила, поменявшись в лице. Ну вот, испортил ей радость триумфа.
— Влюблён? Уверен? — уточнила она серьёзно.
— Где-то процентов на восемьдесят — восемьдесят пять, — навскидку кивнул Матвей.
— А остальные пятнадцать?
— А остальные пятнадцать ты меня дико, просто неимоверно раздражаешь.
— И для тебя это не проблема?
— Так ведь это нормально. Любовь-ненависть, вечно качающийся маятник — это и есть отношения. Я предпочитаю не терять время на сомнения. Главное начать, а там уже видно будет.
На него, наверное, с целую минуту пристально смотрели. Думали. Взвешивали. Прислушивались к себе. А затем Бондарев понял, что решение принято.
— Что ж, пойдет, — в его запястье вдруг вцепились и потащили за собой, в проход за сценой, где обычно располагались служебные и технические помещения.
— Эм, ничего не имею против, но не уточнишь, куда мы держим путь? — полюбопытствовали у неё, но ответ Матвей получил лишь когда они влетели в распахнутую гримёрку.
На подсвеченном светодиодными лампами туалетном столике валялась косметика Дины, на стойку с вешалками было неаккуратно брошено платье, в котором та приехала на вечеринку, на белом узком диванчике свисала до пола мужская футболка и поникший тряпичный чехол от гитары. Рабочий беспорядок. И никого.
— То, что надо, — Нелли с ноги захлопнула дверь и практически впечатала спину Матвея в неё, пригвождая его тем поцелуем, которого так отчаянно хотела. Горячим, глубоким и требующим не останавливаться.
Тот был только «за». Его руки с готовностью скользнули под лаковую юбку. Женские бёдра стиснули до приятной боли одновременно с тем, как её саму круто развернули. Теперь прижатой к двери оказалась Нелли.
— Ого. Это у тебя всегда такой отходняк ловится? — тяжело выдохнул Бондарев, с трудом заставляя себя оторваться от её губ. — Мне нравится. Знал бы, ещё раньше что-нибудь придумал.
— Не болтай, — лишь осадили его, решительно расстёгивая на нём джинсы.
Ого. Вот это скорость.
— Не пожалеешь? — на всякий случай уточнил он. — Не хочется, чтобы когда состояние аффекта прошло, тебе потом было стыдно смотреть мне в глаза.
Смешно. Ведь никакого состояния эффекта у Пылаевой не было и в помине. Только желание стать к нему ближе. Настолько, насколько это возможно.
— Пожалеешь ты, если не закроешь рот и не поцелуешь меня, — дверь задрожала. Кто-то попытался прорваться к ним. — Занято! — громко крикнула она. — В данный момент здесь происходит акт прелюбодеяния. Зайдите позже.
С той стороны истерично хохотнули голосом Тимура, и попыток ломиться больше не предпринимали.
— Ты совершенно… очевидно… напрочь чокнутая, — с восхищением вырвалось у Матвея.
Нелли, глядя в упор на него, перещёлкнула язычок замка, ограждая их от нежелательных свидетелей. Да, она была немного "того", ну да и что из этого? Зато такие вот истерички, как показывает практика, оказываются самыми страстными натурами. А раз она определилась, какой смысл теперь мяться и сдерживать свои желания? Это глупо. Её желанием был парень, стоящий перед ней. Она хотела его. Здесь. И сейчас. В чём проблема?
— Если ты меня не поцелуешь, я за себя не ручаюсь, — глубоко дыша от участившегося сердцебиения пригрозила она.
Угроза звучала, конечно, больше возбуждающе, чем пугающе, но тянуть резину Бондарев не стал. Он же не дебил, от такого отказываться. Сейчас в прямом смысле слова воплощалась в реальность его сексуальная фантазия. Жаль только нет того розового корсета, что так запал в душу, но тут и без него было на что посмотреть…
Топ без бретелек легко спустили на талию, обнажая тяжело вздымающуюся грудь. Юбку, наоборот, задрали, одновременно подхватив Пылаеву на руки и перенеся на маленький диван. Тесно, но ничего. Девичья гладкая кожа в момент превратилась в гусиную, реагируя на ласки. Места, куда приходились короткие обжигающие поцелуи кипели и плавились. Мужские ладони, добравшись до заветного, теперь исследовали каждый миллиметр её тела.
— Что это? — он нащупал подушечками пальцев грубый шрам на левом бедре. Странно. Почему он не заметил его в прошлый раз? Явно несвежий же.
Его руку требовательно переложили себе на грудь.
— Будешь задавать вопросы, я передумаю, — вновь пригрозили ему, изворачиваясь так, чтобы лечь поудобнее и обхватить его за пояс ногами. — И понежнее, будь любезен. Ты практически лишаешь меня второй раз девственности.
С ума сойти. Нелли умудряется командовать даже сейчас, в такой момент. Ничего-ничего, не она одна тут с характером. И не в том лежит положении, чтобы сейчас раздавать указания. Шрам же… откуда тот взялся Матвей узнает завтра. А сегодня у них есть дело поважнее.