Твоя безумная «фанатка»
Шрифт:
— Почему нет? Такими темпами, думаю, в течение полугода успеем поменять всю твою чешскую бижутерию на драгоценные металлы.
Пылаева, чувствуя неконтролируемый прилив нежности, подлезла к нему под бочок, свернувшись калачиком и прижавшись как можно ближе.
— Я тоже была не права. Прости за истерику. Я себя не контролирую в такие моменты. Чувствую, что заговариваюсь, что надо заткнуться, но остановиться не могу…
— Правильно ли я понимаю, что ты всё же подумаешь над моим предложением? Скажи, что подумаешь, а то я так и не дал опровержения. Ай, — его с чувством укусили. — Ну а что? Дать задний ход никогда не поздно.
— Почему для тебя это так важно?
— Мне просто пришло в голову, что если всё сложится, мы будем в постоянных разъездах. А я не верю в отношения на расстоянии.
— Ага. А так я всегда буду под наблюдением, да?
— Так ты всегда будешь рядом. Так что? Подумаешь?
— Хорошо. Подумаю.
Такая покорность Матвею не понравилась. Он ожидал, по меньшей мере, продолжения утренней дискуссии. Возможно даже с последующей новой ссорой. А тут аж за километр подвохом разило.
— Ты какая-то тихая. Соглашаешься со всем. Не заболела?
Да если бы!
— Не думаю.
— Эй, да что такое? — Бондарев извернулся так, что оказался над ней.
Нелли несколько секунд смотрела на него в слабом свете настольной лампы. Смотрела и собиралась с духом, чтобы признаться. Самой прочувствовав на личном опыте, она ненавидела ложь в любом её проявлении. И вот она смотрела на то, с каким беспокойством, с какой нежностью он разглядывал её… и не могла проронить ни слова. Страх не увидеть больше этого взгляда отключал здравый рассудок.
— Я люблю тебя, — вместо этого вырвалось из неё. Слова уже прилетели к адресату, а она только-только постигала их смысл и понимала, что да. Любит. И теперь боится потерять.
Усталость Матвея как рукой сняло. Довольный, как нашкодивший кот, стыривший припрятанную заначку с валерьянкой, он разве что не светился. Горячие поцелуи, согревающие ласки и тонны нежности, перемешанной с разгорающимся желанием последовали незамедлительно. И вроде бы всё было хорошо, у них и вообще, однако следующие пару дней Бондарева не оставляло ощущение, что что-то всё-таки не так.
Он нестолько видел, сколько чувствовал на интуитивном уровне, как, несмотря на привычную несерьезность весёлых хвостиков, радужных тряпок и заразительного смеха, её что-то гложет, но достучаться не мог. Ему открываться она не хотела. Не придумав ничего лучше, Матвей заслал в сердце логова проверенного шпиона.
Дина была прирождённый хамелеоном. Она умело подобралась издалека, придумывала гениальные по своей простоте уловки, пока в какой-то момент не оказалась в своей почти что уже бывшей комнате. Пока Нелли допечатывала эссе по зарубежной литературе, Кудряшка смывала ногти. Именно под предлогом, что у неё закончился ацетон, она, собственно, и вышла на финальную стадию установления контакта с "целью".
— Мы можем считаться подругами? — лежа на животе и болтая одетыми в полосатые носочки с консолей ногами спросила как бы невзначай она.
На неё озадачено подняли голову.
— Не знаю. Можем?
— Ну… если ты будешь встречаться с моим братом, то опасность, что я уведу твоего парня автоматически сводится к нулю.
Пылаева усмехнулась.
— Это аргумент.
— Вот и я том же. Это к чему я всё… На самом деле, меня Мотя подослал. Видит, что что-то с тобой неладное. Вот и попросил выяснить.
— Спасибо за честность.
— Да дело не в честности. За последние пять минут ты получила восемь сообщений и ни на одно не ответила. Я вижу, ты расстроена. Всем порой нужно поговорить, и, если что, я готова выслушать. Даю слово, брату ничего не скажу. Женская солидарность важнее кровных уз.
Пелька, подвиснув на какое-то время в нерешительности, громко захлопнула крышку ноутбука, забыв нажать сохранение в текстовом файле. Ей действительно нужно было выговориться. Случившееся разрывало её и сводилось с ума. В другое время она бы давно уже пошла к Майеру, вот только в сложившейся ситуации обсуждать приходилось именно его.
— В воскресенье, когда я от вас ушла… — начала она.
— Сбежала, — вежливо поправила её Дина.
— Да, — согласилась та. — Сбежала. В общем, в тот день я виделись с Максом. И мы…
Собеседница, почувствовав заминку, напряглась.
— О, нет! Только не говори, что вы переспали!
— Нет! Господи, нет! — ужаснулась Пылаева. — Просто поцеловались. Всего один поцелуй, после чего я дала дёру.
— Ох, слава богу, — с облегчением выдохнула Кудряшка. — Прости, но если бы вы того… я бы не смогла об этом молчать. А кто стал инициатором… этого?
— Не я, клянусь. Но я и не оттолкнула… В смысле, оттолкнула, но слишком поздно. Непозволительно поздно.
— Ну тогда это ерунда. Неприятно, да. Но не до такой степени страшно, чтобы изводить себя.
— Не до такой степени? — по сложившимся на лбу Нелли складками стало понятно, что Дина сморозила очевидную чушь. — Страшно, что, пускай всего на доли секунд, мне хотелось этого. Хотелось попробовать, как это будет. Именно с ним. Это мерзко. Такая тихая подлость ничем не лучше той, что делали Ника с Артёмом.
— Нет. Тут совсем другое, — со всей серьёзностью отрицательно замотали кудряшками. — Совсем другое, потому что ты понимаешь это. Видишь разницу. Чувствуешь угрызения совести. В отличие от них.
— Думаешь, они не чувствовали? Думаешь, по первой им не было стыдно? — очередное сообщение. Нелли погасила экран, даже не прочитав.
— Блондин?
— Да. Уже оборвал телефон.
— Чего хочет?
— Чтобы я спустилась к нему. Он сейчас внизу.
— А чего хочешь ты?
— Точно не устраивать выяснение отношений. Не сейчас… — вздохнула она, потирая занывшую переносицы. — Так что ты скажешь брату?