Твоя далекая звезда (Отпуск в тридевятом царстве)
Шрифт:
— Погоди, — наконец, проронил он, когда Даина собралась выйти. — Почему леди не идет завтракать?
— Леди давно поела на кухне и ушла, — сухо ответила экономка. Бенвор бросил на нее угрюмый взгляд.
— Что, уже успели перемыть мне косточки?
— Воля ваша, милорд, — безучастно отозвалась Даина. — Как можно?
Капитан решил поехать верхом, чтобы дать как следует размяться коню, которого полтора месяца выгуливал только конюх. Дорогу замело, но мягкий снег легко разлетался в стороны. Олквин отыскал в натоптанной с утра колее знакомые ребристые отпечатки и пустился по ним. Вскоре следы исчезли в густом лесу, и Бенвору пришлось вернуться
В ожидании Джелайны Олквин стал просматривать заготовленный ею учебный план. Как все-таки мало они успели пройти! Сколько впереди интересного и важного. Бенвора снедало беспокойство, смешанное с раскаянием — а вдруг она не захочет продолжать занятия? От этой мысли ему делалось почти так же горько, как и тогда, когда он ошибочно решил, что Джелайну забрали домой.
Задумавшись, Бенвор едва не пропустил ее возвращение. Дверь открылась почти неслышно, да и Джелайна, когда хотела, могла перемещаться бесшумно. Ее выдала скрипучая ступенька лестницы. Олквин вскочил и побежал следом, но женщина уже скрылась в своей комнате. Бенвор прислонился к двери и постучал.
— Леди, откройте.
Конечно, он не рассчитывал, что она тут же послушается, и не ошибся. В комнате слышался лишь легкий шелест одежды. Тихо прожужжала «молния» застежки, неожиданно вызвав у Бенвора совсем не те мысли, которыми он настраивал себя с самого утра. Перед глазами снова встали хрупкие плечи женщины в жарко натопленном доме… и ее горящие глаза в окружении белого снега…
— Я хочу извиниться… за вчерашний вечер, — выдавил Олквин и смущенно добавил: — Наверное, у меня действительно закипели мозги.
— Ну, теперь-то, я надеюсь, вам полегчало? — язвительно донеслось из-за двери. Бенвор стиснул зубы, снова мысленно обругал некоторых личностей и как можно мягче сказал:
— Мне бы не хотелось, чтобы вы чувствовали себя виноватой.
— Какая проницательность, — мрачно заметила Джелайна. — Именно так я себя и чувствую.
— Не надо, прошу вас, — забормотал Олквин, прижавшись лбом к двери. — Мне невыносима мысль, что вы можете от меня отдалиться. Обещаю — отныне все будет только так, как вы захотите. Только не забрасывайте наших занятий. Вы нужны мне. Пожалуйста, скажите, что не сердитесь.
Он услышал шорох приблизившихся шагов. Но женщина не стала открывать, а отрывисто ответила:
— Я не сержусь. Я просто идиотка. Мне следовало оставаться сдержанной, и ничем — ни словом, ни даже взглядом — не вмешиваться в ваш жизненный уклад. Вас назвала несовершеннолетним, а сама веду себя, как ревнивая девчонка.
Такого Бенвор не ожидал. Но Джелайна, запинаясь, продолжила:
— Все это… словно дежа вю. Видимо, все дело в вашем сходстве. Наверное, подсознательно я до сих пор полагаю, что у меня и на вас тоже могут быть какие-то права. Умом я понимаю, что все совсем не так, но это все равно причиняет мне боль. Простите меня, это выше моих сил.
Олквин отошел от двери и спустился вниз. Безмысленно прослонявшись по залу, он сел возле камина и уставился в огонь.
Жизнь давно научила его, что есть некое злое равновесие. Полтора чудесно проведенных месяца обязаны были завершиться чем-нибудь плохим. Бенвор то и дело забывал старую аксиому, но реальность неизменно напоминала о ней самыми неподходящими способами. Олквин знал, что многие люди считают его жизнь достойной зависти.
Олквин вспомнил свой девятый день рождения. Праздники были самой большой радостью, потому что его на несколько дней забирали из монастыря домой. Барон подарил младшему сыну меч — маленький, облегченный, но настоящий, железный, очень острый. Верные друзья по детским играм — сын пекаря Тиви Хоркан и пасынок бондаря Воллан Уилкас — взирали на меч с восхищенным благоговением. А Бенвор едва не плакал. Меч был великолепен, но мальчик знал, что в его жизни и так будет много оружия. А в тот раз ему больше всего на свете хотелось получить в подарок «Атлас десяти королевств» с цветными рисунками-картами. Атлас стоял в лавке иноземного купца и стоил даже меньше меча, но отец рассудил, что будущему рыцарю без надобности дорогущая книга, написанная на языке, которого никто не понимает. Потом началась торговая блокада, и больше Бенвор никогда не видел ничего подобного.
В монастыре в него вдолбили, что долг превыше всего, и каждый получает то, что заслужил, так что глупо было жалеть о том, что судьба охотно предлагала синиц в руках, ведь журавлями в небе она дразнила лишь затем, чтобы потом щедро осыпать драными перьями и глумливо расхохотаться в лицо.
Когда на улице раздался шум и голоса, а в дверь ввалился уставший солдат в покрытой инеем одежде, Олквин даже не удивился. Все было закономерно.
— Пакет для господина капитана! — отчеканил гонец. Бенвор взял у него послание, кивнул в направлении камина, и парень бросился отогреваться. Вскрыв письмо, Олквин поднялся по лестнице и снова постучал в запертую дверь.
— Леди, — позвал он. — Я уезжаю в столицу.
Послышались торопливые шаги и дверь распахнулась. У Джелайны были чуть покрасневшие, испуганные глаза.
— Как, уже?! — с отчаянием воскликнула она, но странно — от одного вида ее искреннего огорчения в душе Бенвора разлилось удивительное умиротворяющее тепло.
— Служба… — пожал он плечами, комкая письмо. Женщина заметила пакет с гербовой печатью.
— Война? — тревожно спросила она.
— Еще не знаю, — ответил Олквин. — Но вызывают срочно. Я напишу вам сразу, как прибуду.
Джелайна долго смотрела на него, словно пытаясь запомнить каждую черточку.
— Храни вас Бог, — вымолвила она. — Я не умею молиться, но попытаюсь.
— Тогда лучше пожелайте мне удачи, — криво усмехнулся Бенвор. — Ведь если меня убьют, кто же станет о вас заботиться?
Джелайна порывисто вздохнула, шагнула вперед и прильнула к Олквину, спрятав лицо у него на груди. Бенвор обнял ее, снова ощущая, как растекается по жилам то самое забытое ощущение уюта. Если в прошлый раз он уезжал из Сентина с неохотой, то теперь у него вообще не было сил тронуться с этого места.