Твоя кровь, мои кости

Эндрю Келли

— Уверена? — Она не могла сдержать гнев, который нарастал в ней. — У тебя не было проблем с тем, чтобы скрывать от меня все остальное.

— Мы с твоим отцом сделали выбор — осознанный выбор — подождать, пока мы оба не почувствуем, что ты готова узнать правду.

— О, так вы теперь в одной команде?

Мать поджала губы.

— Я пришла сюда не для того, чтобы ссориться с тобой.

В дверь постучали, и появился врач. Темноволосая и миниатюрная, она была одета в мятно-зеленую медицинскую форму и стерильный халат, ее локоны были собраны

в низкий пучок.

— Добро пожаловать обратно, — сказала она, выводя электронную карту на свой планшет. — Я доктор Дельва, главный врач сегодняшней смены. Я как раз начинала обход… рада, что застала тебя проснувшейся. Вижу, тебе восемнадцать. Ничего, что мама в комнате?

— Все в порядке, — сказала Уайатт, хотя она все еще чувствовала себя напряженной, готовой к нападению.

— Замечательно. — Доктор Дельва одарила ее любезной улыбкой, и Уайатт не могла не задуматься, как много из их спора она подслушала. — Как мы себя чувствуем?

— Мне стало лучше.

— Не сомневаюсь. — Доктор Дельва сняла с шеи стетоскоп. — Не возражаешь, если я проверю твои показатели?

— Конечно.

Она поморщилась от холодного прикосновения металла сквозь прозрачную ткань халата.

— В твоей карте пациента указано, что ты потеряла сознание. Твои показатели говорят о признаках вазовагального обморока. — Врач выпрямилась, пряча стетоскоп на место под белыми лацканами своего халата. — У тебя были обмороки в анамнезе?

— Э-э, нет. — Уайатт взглянула на Питера, который все еще спал на диване. — Мне стоит беспокоиться?

— Я бы не стала паниковать. В этом нет ничего необычного. Причиной может быть что угодно — например, от сильного стресса до вида крови.

Уайатт чуть не рассмеялась вслух, хотя в этом не было ничего смешного. Она представила, как фермерский дом смыкается вокруг нее, как отрывисто щелкают ребра, как из слива в душе в городском доме Прайса течет красное, красное, красное.

— Я чувствовала себя не очень хорошо, — призналась она.

— Я бы сказала, что это еще мягко сказано. — Доктор Дельва засунула руки в карманы. — Ты поступила с ранением брюшной полости. Знаешь, что это значит?

— Нет, — сказала Уайатт, — но могу догадаться.

— Тот, кто накладывал швы на твой живот, не простерилизовал должным образом свое оборудование. Это, а также неаккуратное наложение швов, привело к повторному вскрытию краев раны и довольно серьезной инфекции в придачу. К счастью, повреждение было поверхностным — операция не потребовалась. Мы ввели антибиотик внутривенно, но, честно говоря, тебе повезло, что ты вовремя попала сюда. Подобная задержка с лечением могла привести к летальному исходу.

Мать Уайатт сидела неподвижно на стуле, ее лицо с каждой минутой бледнело. Уайатт заерзала, чувствуя себя муравьем под микроскопом. Как ей рассказать им, что она оказалась в ловушке на ферме, в лесу, полном зубов? Как ей объяснить то, чему она была свидетелем, что чувствовала, что делала, не показавшись при этом сумасшедшей?

— Когда

я смогу вернуться домой?

Доктор Дельва сжала капельницу, изучая содержимое.

— Я бы хотела оставить тебя еще на одну ночь, просто для наблюдения. Но пока твои показатели остаются на прежнем уровне, не вижу причин, по которым мы не можем назначить тебе пероральный прием антибиотиков и отправить восвояси.

Оставшаяся часть визита прошла быстро, и вскоре Уайатт осталась наедине с матерью, восемнадцать лет секретов разделяли их, как стена.

— Очевидно, нам с тобой есть о чем поговорить, — сказала Теодора, уставившись на остатки своего кофе. — Но не прямо сейчас. Тебе нужно немного поспать.

В конце концов, после нескольких серий реалити-шоу «Плохое реалити» Уайатт задремала, привлеченная приглушенным шумом машин.

Она пробудилась от сна, который часто прерывался, и обнаружила, что в комнате темно. Ее матери не было. На экране телевизора замелькал приглушенный рекламный ролик, на экране жирным шрифтом мигала цифра 1-800: «Покупай сейчас!». На краю ее кровати лежал Питер, он крепко спал и глубоко дышал, уронив голову на сгиб рук.

— Питер. — Она осторожно протянула руку, убирая с его глаз растрепанные белые пряди. — Питер? Проснись.

Его веки дрогнули и открылись. На мгновение он уставился на нее, отстраненный и сонный.

— Привет, — прошептала она.

Он резко выпрямился, прижав ладонь к левому глазу.

— Цветочек. — Его голос был хриплым ото сна. На его щеке отпечатались складки одеяла. — Ты не спишь.

Она не теряла ни секунды.

— Мы должны вернуться.

Он замер, вытянув руки в стороны, и уставился на нее так, словно у нее только что выросла вторая голова.

— В Уиллоу-Хит?

— Мы не можем просто бросить его.

Ей не нужно было уточнять. Они оба знали, что она говорит о Джеймсе.

— Мы его не бросаем, — сказал Питер. — На самом деле его там никогда не было.

— Ты не можешь знать этого наверняка.

— Но я знаю, — поспорил он. — Знаю, тебе тяжело это слышать, но это правда. Джеймс Кэмпбелл умер пять лет назад. Я был с ним. Я похоронил его. Зверь подобрал все, что от него осталось, и использовал это, чтобы запудрить нам мозги.

— Тогда как подруга Маккензи услышала его?

— Я не знаю. — Он провел рукой по лицу. — Возможно, это было что-то вроде эха смерти. Она сказала, что некоторые люди не могут перейти на другую сторону. Если с Джеймсом так, то это потому, что зверь привязал его дух к реальному миру. Но мы с тобой видели, как вдова уничтожила зверя в роще. Его больше нет, и Джейми тоже.

— А что, если то, что мы видели, было неправильным?

Вопрос был подобен чашке, поставленной на огонь. В глазах Питера вспыхнула какая-то искра. По телевизору мужчина с ослепительно белыми зубами демонстрировал, как разрезать кожу на ботинках ножом для разделки мяса. Испытывая тошноту, Уайатт наблюдала, как шкура сползает с него, словно шкура быка.