Твоя кровь, мои кости

Эндрю Келли

— Я не повезу тебя обратно, — сказал Питер с такой яростью, что у нее по спине пробежали мурашки.

— А что насчет тебя?

— Что ты имеешь в виду?

— Ты вернешься? Завтра ночью будет кровавая луна. Если все, что мне сказали, правда, то просвет в лесу будет виден невооруженным глазом.

— Возможно, — сказал Питер. — Теперь, когда зверь ушел, щель, возможно, закрылась сама собой.

— А если она все еще открыта? Тебя больше ничто не связывает с этой стороной неба.

Он бросил на нее странный взгляд.

— Ты действительно так думаешь?

На

ее щеках появились два красных пятна. Она вспомнила свое полное слез признание на лугу: «Я хотела, чтобы ты любил меня». Она была не в своем уме, когда говорила это — злая, опечаленная и почти обезумевшая от силы. Уайатт думала, что больше никогда его не увидит. Иначе она не стала бы так откровенно раскрывать свое сердце.

— Я просто хочу сказать, что ты наконец-то можешь получить то, что хочешь, — тихо сказала она. — Ты можешь уйти домой.

По его лицу пробежала тень.

— Мне больше нечего делать дома.

Между ними повисло молчание, нарушаемое только приглушенным звуком телевизора.

— И что? — спросила она, когда тишина стала становиться невыносимой. — Это все? Мы просто отпустим? Будем жить дальше?

— У меня было пять лет, чтобы смириться с этим.

— Ну, а у меня — нет, — отрезала она. — Есть причина, по которой Джейми сказал Лейн найти Маккензи. Он пытался связаться с нами, Питер. Мы не можем просто проигнорировать такое сообщение. Что, если он застрял? Что, если ему нужна наша помощь, чтобы перейти? По крайней мере, это мы должны сделать.

Питер откинулся на спинку стула и вытянул ноги. Долгое время он молча смотрел на нее. Она как раз собиралась наброситься на него — отчитать за то, что он, как всегда, замкнулся в себе, — когда он наконец заговорил.

— Ожерелье. Это старинная семейная реликвия Уэстлоков. Возможно, ты его видела. Подвеска из белого золота в форме…

— Полумесяца, — закончила Уайатт. — Я знаю его. Это ты искал, когда громил мою комнату?

Он не стал этого отрицать.

— Оно у тебя?

— Больше нет. Я отдала его Маккензи.

— Можешь его вернуть?

— Зачем?

— Если ты права, и Джеймс не перешел на другую сторону, значит, что зверь пережил нападение вдовы. Он все еще внутри него, питается его душой. Единственный способ освободить Джейми — это отправить зверя обратно через дыру.

Уайатт прищурилась, глядя на него.

— Я не понимаю, как какое-то дешевое золото может быть связано с этим.

— Ожерелье было частью политики твоего отца «выжженной земли». — Увидев выражение ее лица, он продолжил: — Это военная стратегия — уничтожать все, что может быть полезно врагу, чтобы он не смог использовать это против тебя. Это была защитная мера на случай, если что-то пойдет не так. Ожерелье обладает древними алхимическими свойствами. Уничтожишь его, и теоретически это лишит зверя возможности летать по эту сторону неба.

— Теоретически?

— Не похоже, что он когда-либо это проверял. — Парень уставился на свои руки, избегая ее взгляда. — Такой магии не существует. Как только привязь разорвана, все кончено. Ее невозможно восстановить.

Часть крови отхлынула от его лица. Было что-то, о чем

он ей не сказал. Что-то, о чем он умолчал.

— Питер…

— Позвони Маккензи, — сказал он, прежде чем она успела высказать то, о чем думала. — Возьми ожерелье. А потом я вернусь.

— Со мной.

— Нет, Уайатт. — Он встретил ее равнодушный, холодный взгляд. — Один.

К тому времени, когда приехала мать Уайатт, день был в самом разгаре, а ни Уайатт, ни Питер так и не пришли к согласию. Он стоял на страже у ее кровати, скрестив руки на груди и угрожающе хмурясь, а доказательства их ссоры были разбросаны по комнате в виде кучки гниющих плодов шиповника. Разозлившись, Уайатт чуть не проткнула кончиком ручки документы о выписке.

— Мне просто нужен еще один автограф, — пропела медсестра. — Отлично. Можете идти.

— Я подгоню машину, — сказала мать Уайатт, когда он закрыл за собой дверь. Ее взгляд метнулся к Питеру. — Ты не мог бы помочь ей спуститься в вестибюль?

Вопрос прозвучал раздраженно, как и его ответ.

— Конечно.

Уайатт не торопилась переодеваться в позаимствованную у Лейн одежду, разглядывая в зеркале ванной комнаты растрепанные волосы. Когда она, наконец, вышла, собрав волосы в подобие пучка на макушке, то обнаружила, что Питер ждет ее прямо за дверью, а под его нахмуренными темными бровями назревает буря. Их молчаливое замешательство продолжалось, пока они молча шли к лифту.

Завернув за угол, она чуть не столкнулась с человеком, который держал в руках пластиковый кофейный поднос. Питер оттащил ее в сторону как раз вовремя, чтобы напиток со льдом не разбился о плитку в клеточку. Остывший напиток растекся грязной лужицей.

— Простите, — прощебетал слишком знакомый голос. — Это я виновата, я отправляла сообщение и… Уайатт?

Уайатт в панике выпрямилась, прижатая к груди Питера. Перед ней стояла Натали Риверс, со светлой кожей, обрамленной темной бахромой, ее сотовый был зажат в руке с красивым маникюром. Уайатт выдавила из себя слабую улыбку, когда Натали положила телефон на поднос.

— Боже мой. Это ты. Я словно увидела привидение.

Улыбка Уайатт померкла. Кофе пролился ей под ботинки.

— Я, честно говоря, не могу в это поверить. — Натали огляделась по сторонам и понизила голос до шепота. — Я имею в виду, Боже, Уайатт. Тебя никто не видел несколько месяцев. Люди говорят, что ты покончила с собой.

— О? — Уголки ее рта болели от улыбки. У нее разболелась голова. Она попыталась вспомнить, что доктор Деваль говорил ей о причинах, провоцирующих обмороки, только сегодня утром. Избегать их было определенно важно. Изо всех сил стараясь придать своему тону легкость, которой она не чувствовала, она сказала: — Удивлена.

— Это довольно дерзко с твоей стороны, — сказала Натали, наклоняясь ближе. В ее позе было что-то заговорщицкое. Будто они все еще были подругами, обменивающиеся записями гелевой ручкой на уроке тригонометрии. После наступления темноты они тайком выбирались потусоваться на Пикеринг-Уорф. — Вернуться сюда после того, что ты сделала. На твоем месте я бы никогда больше не показывалась на людях.