Твоя навеки
Шрифт:
— Это его вина. Я так часто предупреждала его, что не стану помогать ему сейчас.
— Ты так и оставишь его в кресле?
— Да, я оставлю его в кресле, — резко отозвалась Анна. — А что ты мне предлагаешь сделать?
— Я не знаю. Может, надо уложить его в постель и дать горячего молока, — с надеждой в голосе произнесла София, но мама лишь посмеялась над ней.
— Не думаю, что это поможет. А теперь, — ее голос изменился, — я хотела поговорить о том, что мне рассказал Августин.
— Что?
— Он сказал, что ты вела себя сегодня не очень вежливо.
— Вежливо? Августин и я играли в трик-трак, и он выиграл. Он должен быть доволен, как слон.
— Речь не об этом, и ты это прекрасно знаешь, — напряженно выговорила Анна. — Нет ничего отвратительнее, когда человек
— Августин преувеличивает. А что говорит Рафа?
— Я не хочу вдаваться в подробности, София. Просто не допускай такого поведения снова. Я не хочу, чтобы обо мне говорили, что я плохо воспитала своих детей. Я понятно выразилась?
— Да, — машинально ответила София.
Она подумала: «Августин — зануда и обманщик, к тому же еще и ябеда». Но она уже погружалась в сон и не стала спорить. София смотрела, как мама выходит из комнаты, и с облегчением вздохнула, радуясь тому, что удалось выйти сухой из воды. Она подумала о дедушке, который спал в кресле в мокрой одежде. Ей хотелось помочь ему, однако она сама чувствовала себя страшно разбитой. Когда Соледад тихо вошла в комнату, проверить, как поживает ее подопечная, София уже спала и видела во сне Санти.
Глава 5
Лондон, 1947 год
Стояло промозглое утро, но для Анны Мелоди О'Двайер все в Лондоне дышало очарованием. Она открыла двери в номере отеля в южном Кенсингтоне и ступила на маленький балкон. Запахнув плотнее халат, Анна представила себя английской принцессой, пробудившейся ото сна в своем дворце. Она взглянула вниз на погруженные в туман улицы, на голые унылые деревья, выстроившиеся вдоль дороги. Как бы она хотела бросить Гленгарифф ради красоты и элегантности Лондона. В желтом свете фонарей показалось несколько машин и с гулом исчезло в туманной дали. Было еще очень рано, но Анна была слишком возбуждена, чтобы спать. Она на цыпочках прошла в комнату и притворила за собой двери, боясь разбудить мать и тетю Дороти, которая лежала, как морж, в соседней комнате.
Она подошла к мраморному столику и взяла яблоко с большого круглого блюда. Никогда в жизни она еще не видела подобной роскоши, хотя именно такую обстановку всегда представляла в своих мечтах. В таком отеле живут голливудские звезды. Ее мать заказала номер «люкс». Здесь были гостиная, спальня и ванная. Спальня была рассчитана на двоих, но консьерж позволил разместиться в номере втроем, для чего внес в комнату раскладушку. Мама уже собиралась сказать, что они не могут позволить себе более дорогой номер, что семья вскладчину организовала для ее дочери шикарный уик-энд. Конечно, она не хотела, чтобы какой-то сноб-консьерж испортил им выходные, глядя на них свысока. Анна Мелоди выходила замуж. Она знала Шона О'Мара всю жизнь. Предстоящая свадьба казалась самым обычным делом. Родители были очень довольны. Но она его не любила. Во всяком случае, она точно знала, что не любит его так, как положено любить жениха. Он был не мистер Дарси — это не вызывало сомнений. Ее сердце не начинало бешено колотиться при виде этого парня. Она не мечтала о том, чтобы поскорее наступила брачная ночь. Честно говоря, сама мысль о том, что ей предстоит лечь с ним в постель, вызывала у нее отвращение. Она что-нибудь придумает. Анна Мелоди просто подчинялась воле родителей, хотя это и не находило отклика в ее душе. В Гленгариффе не было других кандидатов на роль ее жениха, поэтому она вынуждена была смириться с судьбой, тем более что они с Шоном были помолвлены еще с рождения. Гленгарифф начинал казаться ей выпавшим на ее долю тяжким жребием. Им придется жить с родителями и тетей Дороти, пока Шон не заработает достаточно денег, чтобы построить свой собственный дом. Она не знала, сколько на это уйдет времени, да ее это не очень заботило. Мать Анны создала для дочки такие тепличные условия, что было бы глупо стремиться к самостоятельности. Только представить себе, что придется готовить мужу...
Так или иначе, но сейчас она находилась в отеле «Де Вере», окруженная красивыми элегантными вещами, которые невольно заставляли ее задуматься над тем, как было бы здорово выйти замуж за графа или за принца. Она набрала полную ванну горячей воды и влила в нее полбутылки цветочного масла, наполнив комнату пьянящим ароматом. Вскоре от пара зеркало запотело так, что она не могла рассмотреть свое отражение. Было такое впечатление, будто уличный смог проник внутрь номера. Анна вдыхала горячий пар и предавалась фантазиям о богатой жизни, представляя, как в ее собственной ванной выстраиваются в ряд позолоченные бутылочки с духами и ароматными маслами для душа. После ванны она израсходовала на себя полтюбика лосьона для тела, который прилагался к ароматному цветочному маслу. Расчесав свои длинные рыжие волосы, она завязала их в пучок, обнажив лебединую шею. Она ощущала себя красивой и многоопытной. Никогда в жизни ей не доводилось испытывать такого приятного чувства гармонии с собой. Ее сердце буквально плясало в груди. Когда мать и тетя проснулись, Анна уже нарядилась в свое лучшее платье, а ногти покрыла красным лаком.
Эммер не любила ни накрашенных ногтей, ни накрашенных лиц, хотя макияж и делал ее дочь похожей на кинозвезду. Она собиралась сказать Анне, чтобы та немедленно стерла лак. Но потом вспомнила, что эти выходные были организованы специально в честь дочери, и решила не портить ей настроения. Позже, когда они стояли у примерочной дорогого универмага «Маршал&Шелгров», расположенной на знаменитой Оксфорд-стрит, Эммер убеждала себя, что дочь вернется к нормальной жизни, как только приедет в родной городок. Это были выходные перед свадьбой, и ей позволялось делать все, что она пожелает.
— Давай посмотрим правде в глаза, Дороти, — сказала Эммер. — Жизнь будет очень тяжела, когда она окажется замужней дамой, обремененной детьми, поэтому мы можем подарить ей хотя бы день наслаждения.
— Наслаждения, Эммер? — возмущенно переспросила Дороти. — Вы с Дермотом сумели всю ее жизнь превратить в сплошное наслаждение, разве нет?
Эммер и Дороти ради поездки в столицу надели лучшие свои наряды. Они шли по улицам в своих туфлях на толстых каблуках, костюмах из плотной ткани и в перчатках. Дороти украсила свой наряд лисой. Она нашла это «чудо» в одном из магазинов поношенной одежды в Дублине. Лиса покоилась на ее широких плечах, а хвост зверька спускался к поясу, скрывая пышные тетушкины формы. На голову они водрузили себе маленькие шляпки с вуалью, которые держались благодаря большому количеству булавок и шпилек.
— Мы не должны подвести Анну Мелоди, — сказала Эммер в то утро, даже не комментируя тот факт, что дочь накрасила губы в кроваво-красный цвет.
Дороти решила смолчать. В конце концов, этот уик-энд был устроен в честь ее племянницы, но настанет день, когда ее терпение истощится.
Уставшая после походов по магазинам, но все еще пребывающая в лихорадочном возбуждении от своего первого визита в Лондон, Анна ждала в холле отеля «У Брауна», пока мама с тетушкой закончат припудривать нос, чтобы потом отправиться пить чай в знаменитое лондонское кафе. Именно здесь ей и довелось встретиться с Пако Соланасом. Она сидела и ждала, а пакеты с покупками стояли у ее ног. В этот момент вошел он — такой привлекательный, что все головы невольно повернулись в его сторону. У него были коротко остриженные волосы песочного цвета, а глаза настолько пронзительно-голубые, что казалось, они видят тебя насквозь. Конечно, Анна не осталась незамеченной.
Его взгляд задержался на сидевшей в углу великолепной красавице, занятой чтением журнала. Он внимательно посмотрел на нее. Она видела, что привлекла его внимание, и ее щеки и шею залило густым румянцем. Анна знала, что это не украшает ее, так как обычно от смущения или растерянности она покрывалась неравномерными красными пятнами, которые были заметны даже сквозь слой пудры. Он нашел, что она странно привлекательна. Она выглядела как девушка, изображающая из себя женщину. Ее макияж трудно было назвать незаметным, платье казалось неуместным, но сидела она с видом английской аристократки.