Твоя навеки
Шрифт:
Утром накануне свадьбы она получила телеграмму от своей семьи: «НАШЕЙ ДОРОГОЙ АННЕ МЕЛОДИ ТЧК НАША ЛЮБОВЬ ПУСТЬ СТАНЕТ ДОРОГОЙ К ТВОЕМУ НОВОМУ СЧАСТЬЮ ТЧК ТВОИ ЛЮБЯЩИЕ РОДИТЕЛИ ТЕТЯ ДОРОТИ ТЧК МЫ СКУЧАЕМ БЕЗ ТЕБЯ ТЧК». Анна прочла ее, пока Энкарнасион вплетала в ее волосы цветы. Позже Анна отложила телеграмму в сторону, как и всю свою прошлую жизнь.
Их брачная ночь была такой же нежной и страстной, как себе и представляла Анна. Когда ночью они, наконец, остались одни, она позволила своему мужу раздеть ее. Анна дрожала от его поцелуев, а он восторгался белизной ее кожи, ее невинностью и тем, что ему открылись запретные, до этого момента, уголки ее тела. В призрачном лунном свете он овладел ею, и тишина ночи нарушалась глубокими
Вначале Анна не чувствовала никакой тоски по дому или семье. Ее новая жизнь была слишком увлекательной. Положение жены Пако Соланаса давало ей большие возможности. Одно это имя вызывало уважение. Ее скромное прошлое было быстро забыто. Ей нравилось играть роль хозяйки их большой городской квартиры. Она порхала по красиво обставленным просторным комнатам и всегда была в центре внимания. Анна легко очаровывала людей, и они снисходительно улыбались, слыша ее плохой испанский. Она привлекала своей неискушенностью. Если ее приняла семья Соланас, то другим людям ничего не оставалось, кроме как подчиниться. Анна была иностранкой, и уже этим вызывала любопытство. Ей почти все сходило с рук. Пако очень гордился своей женой, которая разительно отличалась от жен других аргентинцев, живущих по законам строгой общественной иерархии.
На первых порах Анна часто допускала ошибки. Она не привыкла к тому, что в доме постоянно находились слуги, и выбрала снисходительную манеру обращения с ними, считая, что так никто не заподозрит ее в том, что она сама выросла без горничных. Она думала, что, выказывая превосходство, поступает, как принято среди знати. Ей хотелось, чтобы все вокруг считали, будто у себя на родине она занимала высокое положение, но, стремясь пустить пыль в глаза, Анна оскорбляла новую семью. В первые несколько месяцев Пако делал вид, что не замечает проблемы, надеясь, что у Анны хватит рассудительности поступать, как другие невестки. Но со временем он убедился в тщетности своих надежд, поэтому отводил ее в сторону и делал замечания, настаивая на том, чтобы Анна относилась к слугам с большим уважением. Он не стал рассказывать, что Анджелина, их кухарка, появилась в дверях его кабинета и, заламывая руки, пожаловалась, что никогда в семье Соланас никто не относился к ней с таким пренебрежением, как сеньора Анна. Замечание Пако расстроило Анну, и она несколько дней дулась на него. Пако такое ее поведение совершенно не понравилось: он не узнавал в этой напыщенной девушке ту Анну Мелоди, в которую влюбился в Лондоне.
Анна вдруг поняла, что у нее больше денег, чем у графа Монте-Кристо, и ей хотелось показать, что она не какая-нибудь провинциальная ирландка, которая не знает, как обращаться с большими деньгами.. Желая поднять себе настроение, она бродила по Флорида-авеню, чтобы найти какой-то особенный наряд, который наденет на праздничный обед по случаю дня рождения свекра. В маленьком бутике на углу авеню Санта-Фе и Флорида-авеню она нашла такой эксклюзивный наряд. Девушка-продавщица была очень любезна и преподнесла ей в подарок три бутылочки духов. Анна пришла в восторг и вновь ощутила внутреннее волнение, как в тот день, когда в первый раз ступила на землю Аргентины.
Однако едва переступив порог квартиры Гектора и Марии-Елены, она увидела, во что были одеты остальные дамы, и поняла, что сделала неудачный выбор. Все взоры обратились к ней. Натянутыми улыбками все пытались скрыть неодобрение, которое явно читалось на их лицах, но не принято было демонстрировать открыто. Она выбрала слишком открытое платье. Оно выглядело нелепо нарядным рядом со сдержанно элегантной одеждой других женщин. К ее стыду, Гектор подошел к ней и предложил шаль. Его черные волосы, едва посеребренные на висках, его внушительная осанка — все
— Я бы не хотел, чтобы ты замерзла. Мария-Елена не любит включать отопление, потому что от этого у нее начинается головная боль.
Анна поблагодарила его, едва сдерживая рыдания, а потом залпом выпила вина, стараясь скрыть эмоции. Позже Пако сказал ей, что, хотя ее наряд был не очень подходящим к случаю, она все равно была самой красивой в комнате.
К тому времени, зимой 1951 года, когда родился Рафаэль Франциско Соланас (которого для краткости называли Рафа), Анна могла с уверенностью сказать, что приспособилась к новой жизни. Чикита, которую она теперь по праву могла называть сестрой, помогала ей делать покупки. Анна одевалась в самые изысканные парижские наряды, и все вокруг восхищались ею, за то, что она подарила Пако сына. Он был таким светловолосым и бледнолицым, что походил на обезьянку-альбиноса. Но для Анны мальчик был самой большой драгоценностью.
Пако сидел у кровати Анны в больнице и говорил ей о том, что она сделала его самым счастливым человеком. Он удерживал ее хрупкую руку в своей и целовал ее ладони, потом осторожно надел на тонкий пальчик кольцо, украшенное бриллиантами и рубинами.
— Ты подарила мне сына, Анна Мелоди. Я так горжусь своей красавицей женой! — Пако надеялся, что ребенок поможет ей быстрее адаптироваться в новой стране и заполнит ее дни, которые до сих пор были заняты только походами по магазинам.
Мария-Елена подарила Анне золотую подвеску, усыпанную изумрудами, которая принадлежала еще ее матери. Гектор же один раз взглянул на внука и сказал, что он очень похож на мать, но по силе его крика сразу скажешь, что это настоящий Соланас.
Когда Анна позвонила в Англию, Эммер проплакала большую часть разговора. В это время ей особенно хотелось быть рядом с дочерью. Ее сердце разрывалось от тоски при мысли, что она может никогда не увидеть своего внука. Тетя Дороти взяла из рук сестры трубку и сказала Анне, что ее мать обрадована и расстроена одновременно, а потом передала поздравления от всех, кто сидел в это время в их маленькой гостиной.
Дермот спросил, хорошо ли о ней заботятся, как она себя чувствует. Он поговорил с Пако, и тот заверил его, что Анна любима и счастлива. Когда они завершили разговор, Дермот выглядел удовлетворенным, но тетя Дороти лишь недоверчиво протянула, отложив вязание:
— Если хотите знать, то, по-моему, она была сама не своя.
— Что ты хочешь сказать? — сквозь слезы спросила Эммер.
— Мне она показалась очень довольной, — заметил Дермот.
— О да, вполне довольной, — задумчиво проговорила тетя До-роти. — В ее голосе появилось смирение. Да-да, смирение. Что ж, похоже, Аргентина пошла ей на пользу.
Анна могла похвалиться всеми богатствами и привилегиями, которые давала ей принадлежность к большой и уважаемой семье, но ее самолюбие все равно было уязвлено. Как Анна ни старалась, она не могла избавиться от ощущения собственной неполноценности. Она вела себя так же, как окружающие, старательно копировала их манеры, но все было напрасно. В конце сентября, когда в пампе воцаряется весна и вся равнина покрывается высокой травой и красивыми дикими цветами, Анна обнаружила еще одно препятствие, которое стояло между ней и семьей Соланас, — лошади.
Анна никогда не любила их. У нее была аллергия на лошадей. Ей нравились разные обитатели здешних мест: дикие коты, сновавшие по кустам, зверьки, напоминавшие зайцев, и армадилл, поражавший ее воображение своей необычной формой. Когда Анна увидела, что Гектор использует чучело зверька как украшение для своего кабинета, то не могла скрыть, что расстроена. Но вскоре она поняла, что жизнь в Санта-Каталине немыслима без поло. Ездить верхом умели все. Машины не годились для этих отдаленных мест, где дороги, соединявшие два поместья, представляли собой грязную тропинку, кое-где заросшую высокой травой.