Твоя очередь умереть
Шрифт:
— Ильич, кончай трындеть… — натужливо вымолвил Лазаренко, открывая белесые глаза. — А то ведь передумаю, уйду…
— И мы просто умрем от горя, — осклабился Ильич. — Поздно, дорогой, твоя информация уже гуляет по свету. Самое смешное, что бывшие сообщники упустили из виду, что Павел Сергеевич — просвещенный человек. Это их явный просчет. Криминальная карьера нашего героя началась в конце восьмидесятых, крупным «военачальником» он не был — занимался рэкетом, мелкими бандитскими делами, в конце девяностых и начале двухтысячных состоял в группировке Барина — в миру господина Барского Вячеслава Иосифовича — одного из претендентов на звание хозяина района, а ныне — полноправного его хозяина. Мозги у Павла Сергеевича работают, поэтому он был не просто тупым исполнителем, а занимался подготовкой и прикрытием различных деликатных акций.
— Короче, Ильич, ты будешь до утра волочь нищего по мостовой… — перебил Лазаренко. — На хрена меня сюда позвал, если сам можешь рассказать?.. В общем, Барин приказал устранить одного кента, с которым имел не то чтобы приятельские, но нормальные деловые отношения… У кента имелась пара отелей в козырном месте, он отказался продавать Барину свой бизнес… В общем, Барин замутил передел туристического рынка, эти объекты ему очень хотелось… Их сейчас перестроили, расширили, это лучшие в городе отели… Но хотелось без кипиша, чтобы живоглоты выявили бытовуху и ничего другого… Я лично исполнителем не был, но все обмозговал и спланировал. Брательник кента был в курсе, что Барин собрался его чпокнуть, боссы грамотно проехались по ушам — мол, ты будешь в доле, заработаешь, половина бизнеса твоего родственника перейдет к тебе, вся такая лабуда… Он даже не догадывался, что его тоже мочить будут. На деле все вышло даже проще — когда этот баклан буянить начал… — Лазаренко вяло кивнул на окаменевшего Максима. — Их шхуна ушла от берега на несколько миль, в округе никого не было… Двое парней на аквалангах подплыли к борту, прикрепились там, подглядывали через швартовочные клюзы. Потом рассказали — забавно, блин… Баклан с объектом крупно повздорили, нахлебавшись пойла, что мы им подсунули, парень что-то доказывал, орал — кривой в дымину. Потом начал на объект с ножом бросаться, махал у него под носом — впрочем, не пырнул, хотя пацаны и надеялись. Прибежал брательник — он на корме спиннинг бросал, скрутили парня — тот вырубился. Тут пацаны и метнулись, мочканули этих двоих и всё подстроили — типа этот фраер нажрался до соплей, а потом насадил на перо своих компаньонов, да еще и нанес им в ярости кучу ударов… Ментам на берегу по-быстрому намекнули — мол, что-то долго мужики рыбачат. А этот фраер уже и сам их вызвал, не стал шифроваться, прятать улики, молодец… Хотя и дурак. В общем, нормально так отстрелялись — даже баклан, которого подставили, наивно поверил, что это он тех двоих… Чего уж об остальном городе говорить, до сих пор его не любят… А вот пацанам, что этот финт провернули, не повезло: на их могилках уже деревья выросли. Шайбу через месяц на разборке в Солнечногорском люди Щуплого завалили, Клоун в ДТП погиб — несся без башки на «бэхе», занесло, в обрыв скопытился… Я все сказал, Ильич, больше не будешь доставать больного человека?
Завершив столь важное признание, Лазаренко выбрался из кресла, доволокся до барной стойки, где сделал третий «подход», после чего побрел на выход, заедая огурцом. Максим машинально дернулся и заступил ему дорогу.
— Во как? — удивился Лазаренко и засмеялся дряблым смехом. — Хочешь чпокнуть меня, парниша? А что, давай, крутая, по ходу пьесы, идея. Я так боюсь старухи с косой, просто зубы сводит. Ты уж это… Извиняй, что так вышло, работа у нашего брата такая. Нам приказали — мы под козырек, а ты в тот день просто под руку попался, удачной находкой стал… Вон, Ильич не даст соврать… Ладно, привет честной компании, не кашляйте. — Не глядя на окружающих, Лазаренко обогнул окаменевшего Максима, доволокся до двери и пропал, скрипнув дверью.
— Не вломит он нас? — сморщился Угрюмый.
— Не вломит, — уверил Ильич. — С совестью у Лазаренко лучше не стало, но он обижен на корешей и рад им сделать бяку. Ему действительно осталось жить не больше месяца. Бог ему судья и палач…
Установилась тягостная тишина. Максим оцепенел, мурашки ползли по коже. Он с трепетным ужасом таращился на окружающих, порывался что-то сказать, но слова застревали в горле. Информация не усваивалась — казалось, он что-то пропустил, неверно понял.
— Самое смешное, дружище, что этот порнофильм основан на реальных событиях, — заметил Фаткин.
— Такие вот дела, парень, — глуховато произнес Ильич. — Не убивал ты Владимира Михайловича Воронцова. И его недостойного братца не убивал. Дело сфабриковали, и одиннадцать лет ты просидел зазря, с чем тебя и поздравляю. И это не просто слова бывшего пособника криминальных боссов Лазаренко. Я по-тихому вентилировал тему, все сходится. Стыдно признаться, но и я в те годы участвовал в расследовании твоего дела. Ты меня не помнишь, я в допросах не участвовал, собирал улики. Прости, парень, но улик против тебя было море. Чистая работа. Ни один мент не усомнился, что это ты замочил тех двоих.
Максим схватился за стойку, голова закружилась. Что же творится на белом свете? За что он отсидел одиннадцать лет?!
— Вы меня не разыгрываете? — промямлил он.
— Успокойся, Максим, ты не убийца, — сказала Бобышка.
— Ты просто дурак, — незатейливо хохотнул Угрюмый. — Мог бы и догнать.
— А ты, Угрюмый, догнал? — встрепенулся Макар. — А кто-нибудь еще из нас догнал? Во всей Фиоленсии кто-нибудь догнал, включая его любовь Аленку Воронцову? Его же к позорному столбу пригвоздили, а мы сопели в тряпочку, от стыда обтекали да гадали — и как наш друг на такое сподобился? Ах, проклятая водка…
— Ладно вам лаяться, — бухнул Коля Селин. — Все хороши. Слушайте, надо бы сообщить об этом людям. А то несправедливо получается. Менты на Максима охотятся, все такое — а он, в натуре, не при делах…
— Коляша, голову включи, — поморщился Фаткин.
— Да уж, теперь плохая новость, — крякнул Ильич. — Григорий верно мыслит. Шибко не пошумишь. Люди, может, и поверят, но власти точно не одобрят. Те, кто это затеял одиннадцать лет назад, являются нынешней районной властью. Они, понятно, в курсе, что Максим не убивал, поскольку сами это сделали. С передела гостиничной собственности начался их взлет — в то время они еще не были такими могучими. Любой намек, что нам что-то известно, — и все присутствующие бесследно исчезают, либо их будут поочередно находить погибшими в результате несчастного случая. Я знаю, на что способны эти люди, — досыта объелся этой похлебкой. Даже при самом удачном раскладе — мы сообщаем все известные факты в Следственный комитет, федералы берут под охрану Лазаренко, начинается пересмотр дела… И что? Только слова Лазаренко, никаких улик не осталось, все зарыто, исполнители мертвы. И снова все присутствующие гибнут в результате несчастного случая… И еще. — Ильич смущенно кашлянул. — Прости, Максим, прозвучит для тебя неприятно, но прошла туча лет, выросло новое поколение, которое даже не знает о том резонансном деле. Большинству людей все равно, никто не пойдет против Молоха, который их всех раздавит. Людям интересна лишь их собственная жизнь. Им нужно выживать, кормить семьи. Ты даже не в курсе, какая шпана здесь всем заправляет…
Максим оторвался от стойки и глубоко вздохнул. Он плеснул в стопку, жадно выпил, проанализировал ощущения. Нормально. И радость в голове, и негодование, и вселенская обида, и жгучее желание поквитаться… Ноги держали, организм наполнялся соками. Взгляд его твердел, лицо каменело. Аудитория настороженно следила за метаморфозами товарища. В глазах Максима поселился интригующий блеск.
— Не знаю, как все, а я пойду против Молоха, — изрек Максим. — Какой выбор? Бежать из города, зная, что ты ни в чем не виновен? Все равно поймают. Уходить на дно, а эти твари будут тут дальше хозяйничать?
— Этот парень в чем-то логичен, — заметил Фаткин. — То же самое, что лежать на диване и ждать перемен к лучшему.
— Поведай же, Ильич, какая шпана здесь заправляет? — попросил Максим. — Ты мужик по ходу правильный, совесть есть, храбрости хватает, информацию собираешь, как креветок после отлива. Кто они, с чем их едят?
— Смотри, парень, — покачал головой Ильич, — никто тебя не принуждал. Расклад такой. В доле состояли пятеро — именно они договорились прибрать к рукам бизнес Воронцова и взять над городом совместное шефство. Самое противное, что у них получилось. Эти люди в курсе, что случилось на шхуне. Помимо них да Лазаренко, посвященных не осталось… В то время — безвестные госслужащие, коммерсант, криминальный авторитет не самого высокого полета… Теперь они выросли, забурели и вцепились в район мертвой хваткой. За ними вся мощь государства и крупного бизнеса, уйма денег, яхты, особняки, машины, карательные и охранные структуры… Господин Бахметьев — глава комитета мэрии по имущественным и земельным вопросам. Господин Гарбус — крупный предприниматель, владелец сети престижных гостиниц и прочей дорогой недвижимости. Господин Мишарин — подполковник, начальник районного управления внутренних дел, превративший свое ведомство в эффективный инструмент по защите власти. Одиннадцать лет назад — капитан, коррумпированный начальник отдела криминальной милиции. Господин Колыванов — городской глава, в прошлом — природоохранный прокурор, прославившийся конским ценником за возможность приобретения участков у моря. И, наконец, последний — господин Барский, погоняло Барин, авторитетный предприниматель, депутат районного совета — главное городское зло. У него все нити, он контролирует денежные потоки, в том числе средства, выделяемые из федерального и краевого бюджетов. Имеет лапы во всех структурах — то есть в принципе непотопляем. Все пятеро — не друзья, но прочно повязаны убийствами несговорчивых дельцов, совместными аферами по отмыванию денег, дележом наворованного. Ведут роскошный образ жизни, увлекаются яхтингом — все пятеро водят членство в элитном яхт-клубе, владеют судами премиум-класса. Упрочивают свое влияние всеми доступными методами…
— Любая власть стремится к абсолютизму, — сумничал Фаткин.
— Ильич, ты можешь собрать о них информацию? — перебил Максим. — Среда обитания, схемы передвижения, особенности движимого и недвижимого имущества.
— Ну, шило… — присвистнул Угрюмый. — Макс, это чё — подляна на подляну? А кишка не тонка?
— Тонка, — согласился Максим. — Но очень хочется. Я не идиот, Угрюмый, буром не попру и на шальную не поведусь. Нужно все обдумать и подготовиться.
— Минуточку, минуточку, — заволновалась Бобышка. — К чему подготовиться? Мы становимся свидетелями, как наш ни в чем не повинный друг начинает рыть себе могилу?