Твоя очередь умереть
Шрифт:
— До чего не хватает? — икнула Бобышка. На нее было жалко смотреть — она бледнела и не могла оторвать глаза от валяющегося под ногами состояния.
— Анекдот такой, — объяснил Угрюмый. — Мужик идет, на душе хреново. Денег нет, туда надо заплатить, сюда надо заплатить. Смотрит, под ногами толстая пачка бабла. Хватает, пересчитывает: мля, не хватает… Ёшкин перец, теперь понятно! — хлопнул он себя по лбу. — А я-то гадаю, чего мне вчера зайцы с топорами снились? Капусту рубили. И напевали, блин, странные слова…
— И это при моей зарплате в четырнадцать тысяч целковых… — продолжала блуждать в прострации Бобышка.
— А у меня шестнадцать, — вспомнил Макар.
— А у меня девять… — жалобно скривился Коляша. — С половиной…
Максиму очень кстати вспомнились неистраченные сто пятьдесят рублей, лежащие в непромокаемом пакете.
— Есть желающие отправиться домой? — спросил он.
Люди пялились на него как на пришельца, потихоньку избавляясь от наваждения.
— А чего там делать — дома? — прошептала Бобышка. Бледные щеки подрумянились, она неуверенно улыбнулась. — Ну, и дела, я даже помолодела… на несколько месяцев. О боже, — она недоверчиво покрутила головой, — что же я делаю…
У Ильича сработала вибрация, он схватил трубку, стал слушать. Было заметно, что человек волнуется. Он односложно поблагодарил, отключил телефон и кивнул Максиму. Стартовало нездоровое возбуждение: затряслись поджилки, из желудка в горло пополз колючий противотанковый еж. Всё «на мази», фигурант изволит отдыхать, охрана в доме незначительная. Заданный квадрат находится за пределами городской черты, в трех морских милях от южной границы города… Что же они действительно делают?!
— Деньги убрать обратно в сейф, — приказал он дрогнувшим голосом. — Потом решим, что с ними делать. «Гаврил», что валяются на палубе, оттащить в трюм. Если очнулись — усыпить. Путаны не должны к ним прикасаться. Всем переодеться. Трое — в костюмы телохранителей… Подберите там не очень испачканные. Угрюмый, настал твой час — заводи красотку…
Через минуту оба двигателя «Пенелопы» начали разогреваться. Угрюмый развалился в кресле управления, давил на клавиши и переводил рычаги. Заработал брашпиль — устройство для подъема якорной цепи. Стальная цепь с глухим позвякиванием всасывалась в клюз, выбрался из воды становой якорь. На «Пенелопе» отсутствовало подруливающее устройство, обычно используемое при «парковках» в гавани. При наличии двух двигателей оно теряло смысл — яхта могла разворачиваться на месте. Стоило запустить двигатели в разные стороны, и она вращалась куда угодно — как карусель вокруг оси. Вспенил воду пятилопастный винт, перо руля приняло нужное положение. В машинном отделении от работающих дизелей царил невыносимый грохот, но система звукоизоляции выпускала наружу лишь утробный гул.
— Шла бы ты домой, «Пенелопа»… — скабрезно ухмыльнулся Угрюмый и тронул красавицу на малом ходу…
В два часа пополуночи прогулочная яхта модели V-72 подошла к скалистому берегу и сбавила ход. На минимальных оборотах она входила в небольшую бухту, опоясанную скалами. На террасе между причудливыми монолитами возвышался симпатичный особняк переменной этажности с остроконечными башнями. Этажи вздымались «лесенкой» — с первого этажа по третий. Позади строений, на вершине плато, располагались конюшни, поле для гольфа, чудесный английский парк, но с моря это благолепие не просматривалось. В море вдавался пирс из бетонно-металлических конструкций. Он завершался лестницей, она давала несколько поворотов и вздымалась вверх, к помпезному крыльцу. Окрестности, вероятно, просматривались, и сигнал о феномене дошел по адресу: к пирсу приближается яхта «закадычного» делового партнера! Но почему ночью? Похоже, не догуляли. Решили и его вовлечь в компанию. На верхней палубе играла музыка, вульгарно хохотала девица, ей вторили мужчины, звенела посуда. Изумленная охрана умчалась с докладом — ничего себе гульба посреди ночи, когда приличным людям надо спать! Шевельнулся «впередсмотрящий» — у него имелось гнездышко в центральной части изгибающейся лестницы. Личность часового плохо просматривалась, но было видно, как он поднес к губам рацию. Движение в районе крыльца — еще одна фигура подалась в дом, где в вестибюле горело приглушенное освещение. «Пенелопа» пришвартовалась к пирсу. Захрустели кранцы — мешочки с пенопластом, призванные не допускать повреждений борта. На пирс перебралась фигура в парусиновом костюме, закрепила швартовочный трос в чугунном кнехте и вернулась обратно. С «Пенелопы» никто не выходил — что выглядело странно. Играла музыка, общались люди — их разговоры сливались в невнятный гул. В полумраке квартердека извивалось в «соблазнительном» танце женское тело. Хлопнула дверь на крыльце особняка, и в неярком свете возникли двое. Невысокий костлявый мужчина кутался в халат, зевал и тер глаза. Сопровождающий был выше, плотнее.
— Герман, ты охренел?! — визгливо выкрикнул мужчина. — Идиот, закусывать надо! Какого хрена ты приперся среди ночи? Завтра рабочий день!
Внятного ответа он не дождался, только рассмеялись двое мужиков. Хозяин особняка раздраженно передернул плечами. Спускаться к судну в такое время было лень. Он что-то отрывисто бросил. Плотный мужчина покорно кивнул, пересек площадку и начал спускаться. Он миновал часового, спрыгнул на пирс и торопливо зашагал — под ногами поскрипывал дощатый настил.
— Толстый какой-то… — прошептал прилипший к шторке Коляша.
— Не толстый, а хорошо заметный, — поправил Фаткин.
«Парламентарий» добрался до яхты, что-то крикнул — никто не ответил. Он пожал плечами, потянулся к борту и подергал за дверцу лац-порта. Дверца открылась. Он поколебался и перелез на среднюю палубу, вошел в надстройку. Его мгновенно сбили с ног, надавали по физиономии — человек ударился затылком о технологический наплыв в переборке и картинно растянулся.
Четверо озадаченных мужчин склонились над ним. Откормленный пухлощекий субъект, похожий на барсука, валялся без сознания.
— Чего это он? — не понял Коляша и пихнул носком тело. — Не фурычит чего-то.
— Тебя бы так, — ухмыльнулся Ильич и подул на натруженный кулак. — Тоже бы не фурычил. Переборщил я чего-то.
— Ага, переусердствовал малость, — согласился Фаткин и осмотрелся. — Водичкой бы его полить.
Из «водички» в окружающем пространстве было только шампанское. Коля Селин простодушно вскрыл его ударом по горлышку и окатил толстяка шипучей пеной.
— Невероятно, — прошептал Фаткин, поправляя очки под маской. — Ну ладно ванна из шампанского. Но чтобы бодрящий душ из шампанского…
Разбуженный толстяк, узрев над собой четыре маски, чуть не описался от страха. Но особо поволноваться человеку не дали, подняли за шиворот в две руки и вдавили носом в стену.
— В перспективе пуля в затылок, дружище, — зловеще возвестил Максим. — Но если отвечаешь на вопросы, то все в порядке, пуля ожидает следующего. Ты кто?
— Я здесь работаю… — замямлил толстяк. — Вернее, не здесь, а у Виктора Александровича… Помогаю вести бухгалтерию и консультирую по юридическим вопросам… Я всего лишь бухгалтер…
— Ты разделяешь с ним его ложе?
— Что вы, как вы могли подумать… У Виктора Александровича жена, мы абсолютно нормальные… Он приказал составить отчет по одному делу, угрожал, что никуда не уеду, пока не сделаю, выделил каморку с компьютером под лестницей… Я и сейчас не спал… Меня зовут…
— Нам плевать, как тебя зовут, — перебил Максим. — Кто и где в доме? Подробно и правдиво, от этого зависит твоя жизнь. Ну, и будущее отчета, конечно.
— Господи, только не убивайте… — взмолился «маленький» человек. — Здесь четверо помощников — они охраняют дом, а двое из них сопровождают Виктора Александровича, когда он отлучается по работе или другим делам… Один на лестнице, другой у крыльца, двое спят — у них помещение справа по холлу… Здесь еще кухарка, она осталась на ночь, чтобы успеть завтра подготовить меню — у Виктора Александровича послезавтра, в субботу, день рождения… Еще жена Мария Антоновна — у них спальня на втором этаже… Больше в доме никого…