Твоя случайная жертва и бонус

Соболева Ульяна

Я снова посмотрела на визитку и шумно выдохнула, услышав ответ Юлии Серовой.

– Спасибо… Нет, просто поинтересовалась. Мы можем снова встретиться? Я могу к вам приехать? Да, я понимаю. Может завтра, после обеда? Спасибо, я обязательно вам перезвоню перед приездом.

Я заварила себе крепкий кофе и снова уселась перед ноутбуком. Только ближе к полуночи внезапно вспомнила, что Ли мне так и не позвонила.

ГЛАВА 7

Миссис Бероев казалось, что все они живут в какой–то параллельной реальности. Где она по–прежнему встаёт в шесть утра, чтобы проводить мужа на работу,

собирает младших детей в школу и едет на метро в гостиницу, чтобы принять смену, а Вера…она осталась ночевать у Розы и вот–вот позвонит домой, чтобы попросить миссис Бероев встретить дочь на остановке, ведь Вера так не любит ходить одна поздно вечером. Она с детства боится темноты.

Только Вера уже больше не позвонит, не будет смеяться по утрам над мультфильмами про Губку Боба вместе с братьями, не сядет вечером за уроки с Тимом и Томом, а самой Элизе Бероев остаётся только сидеть и раскачиваться на диване вот уже вторые сутки, с тех пор как полицейский Алекс Заславский на чистом русском…да, на её родном языке, на том, который так часто звучит в стенах их дома, сообщил ей самую жуткое известие, сделал явью самый дикий кошмар любой матери…Сказал, что её девочка мертва. Сказал, что она порезала себе вены, потому что решила уйти из жизни. Её Вера! Веселая, смешная, любящая Вера, которая кормила бродячих котов, покупая им корм на карманные деньги и держала в аквариуме трех тропических черепашек, взяла итальянский стилет и перерезала себе вены. Их гордость, отличница, красавица умерла…и что самое страшное – по своей воле.

Элизе казалось, что всё это не происходит на самом деле, скоро она проснётся и поднимется в спальню старшей дочери, чтобы разбудить её в школу. Она подойдет к постели, склонится, рассматривая совсем ещё детское личико, поправит светлый локон, за ушко и шепнет: « Мармеладка, уже утро».

Сегодня утром Элиза так и сделала, встала с дивана, на котором задремала перед рассветом, наглотавшись снотворного, поднялась по лестнице в комнату дочери, толкнула дверь и долго смотрела на аккуратно застеленную постель, на целую коллекцию мишек Тедди, на книги, аккуратно стоящие на полках, на письменный стол, заваленный учебниками, и внутри поднимался дикий вопль, Элиза хотела громко заорать, чтобы все же проснуться, но, как и в любом кошмаре, её рот только приоткрывался в немом крике, а звука не получалось.

Тони её не трогал, они словно боялись сказать друг другу слово, как будто молчание делало всё происходящее нереальным. Элиза слышала, как муж разбудил сыновей и, накормив завтраком, отвёз к своей матери, а потом отправился прямиком на упаковочную фабрику, где работает уже больше восемнадцати лет. Он мог бы остаться с женой, но не остался, а ей было всё равно. Даже если он сейчас исчезнет из её жизни их дочь всё равно не вернуть.

Она слышала вопросы сыновей о Вере, муж пока скрывал правду, а миссис Бероев стояла в дверях спальни мёртвой дочери и смотрела на окно, занавешенное светло–розовыми шторами. На стекле оставались потеки от дождя, а ветер швырял ветки деревьев в стекло. Этот жуткий равномерно–монотонный стук сводил с ума. Завтра им нужно забрать тело Веры из морга и после полудня состоится церемония захоронения. Её девочку закопают у дороги, там, где лежат все самоубийцы, грешники. Лиза закрыла глаза и впилась пальцами в косяк двери. На бледном, как полотно лице, застыла гримаса боли. Ее дочь не могла так с ними поступить, не могла все это с собой сделать, не могла вот так уйти, даже не оставив записки, не объяснив им с Тони «ПОЧЕМУ?», что они сделали не так? В чем их вина? Неужели в том, что так и не смогли переехать в хороший район, купить дорогую машину, жить как многие одноклассники Веры? Или это из–за Эрика? Из–за проклятого ублюдка, который

увозил её девочку по вечерам на своем мотоцикле, а потом перестал приезжать и Элиза тихо радовалась, что все это закончилось и надеялась, что сдавленные рыдания, доносящиеся из комнаты дочери тоже скоро прекратятся. Они прекратились. Навсегда.

Настойчиво звонили в дверь, а она не могла пошевелиться, смотрела на плюшевые игрушки и лихорадочно вспоминала, когда и где была куплена каждая из них, кто подарил, кто принёс.

Самый любимый мишка Веры, Спарки, сидел на подушке и смотрел в полумрак комнаты круглыми черными глазами, в которых отражалось окно и светло–розовые шторы.

«Мама, Спарки не хочет, чтобы ты шла сегодня на работу в ночную смену. Спарки будет страшно одному ночью. Не уходи. Мам, ты видишь КАК он на тебя смотрит? Спарки хочет чтобы мы смотрели телевизор и ели блинчики с вареньем….Мама…мама…мама….»

В дверь продолжали звонить.

– Миссис Бероев! – женский голос доносился сквозь монотонное гудение в голове и несмолкающий голос дочери, – миссис Бероев – это Ксения Логинов, мы говорили с вами вчера!

***

Она открыла мне дверь не сразу, и я тут же поняла, что она под действием транквилизаторов.

Глаза Элизы были затуманены и смотрела она сквозь меня.

– Я школьный психолог Веры, Элиза. Помните, я вчера вечером звонила и вы разрешили мне приехать?

Она не разрешала, только отвечале «да» на каждый мой вопрос. Женщина посторонилась, поправляя выцветший свитер на плече. Ее светлые волосы, собранные в небрежный хвост на затылке, казались такими же тусклыми, как и взгляд светло–голубых глаз.

– Да, конечно, помню.

Я прошла за ней в небольшую залу. Миссис Бероев слегка полноватая, в старенькой, но чистой одежде напоминала мне мою собственную мать. Элиза указала мне на кресло, и я села, повесив сумочку на спинку, позади себя.

– Хотите чаю?

Я попыталась улыбнуться, но улыбка не получилась. Странно улыбаться в доме, где завтра собрались хоронить ребенка.

– Кофе, если можно.

– Мы не пьем кофе, миссис Логинов, только чай.

– Мисс... Мисс Логинов. Тогда чай. Крепкий. Без сахара.

Элиза вышла на кухню, а я снова осмотрелась по сторонам. Довольно скромно, впрочем, мы с мамой жили намного скромнее, если не сказать ужаснее, видно, что здесь считают каждую копейку. Реалии жизни иммигрантов, которые так и не нашли себя заграницей. Когда профессор или академик мог работать сторожем на складе, а учительница музыки мыть виллы или, как миссис Бероев, работать старшей горничной в трехзвездочном отеле за копейки, выкладывая все деньги за учебу детей, чтобы те все же смогли себя найти в отличие от их родителей.

– Ваш чай, очень горячий, осторожно.

Элиза поставила на стол чашку и подвинула ко мне вазочку с ореховым печеньем. Нескролько минут мы молчали, а потом она спросила:

– Вера часто к вам приходила?

– Нет. Не часто. Один раз в начале года. Ей не нужна была помощь психолога.

Миссис Бероев кивнула. Поправила за уши светлые пряди и посмотрела на меня.

– Почему она это сделала?

Господи, этот вопрос начинает меня преследовать, скоро я буду слышать его в своих ночных кошмарах.

– Я не знаю, и мне очень жаль. Очень. Я пытаюсь в этом разобраться. Элиза, Вера последнее время ничего вам не рассказывала? Новые знакомые, подруги, странное поведение?

Элиза отрицательно качнула головой.

– Ничего такого. Она очень хорошая девочка, правильная. Никогда не уходила ночью на дискотеки, не курила. Не употребляла наркотики.

Многие матери так считают, дети умеют очень сильно удивлять.

– У нее был мальчик? Знаете, в её возрасте девочки уже засматриваются на противоположный пол.