Ты для меня?
Шрифт:
Не могло с ней произойти подобного чуда. Просто не могло!
Наверное, в сотый раз, напомнила себе, что пора бы уже поспать — послезавтра вновь на работу. Осторожно повертелась, устраиваясь как можно удобнее. Глупейшая улыбка, опять растянула губы, от уха, до уха. Нежиться в кольце его сильных рук…казалось так естественно. Слушать ритмичные удары сердца, прислонившись щекой к твердой груди. Ловить размеренно выдыхаемый мужчиной углекислый газ собственными легкими, и уплывать от запредельного извращенного удовольствия,
— Почему не спишь? — Хриплый шепот разрезал тишину, заставляя непроизвольно вздрогнуть.
— Как догадался? — Так же вкрадчиво и тихо.
— Шутница. От твоего пульса вполне можно оглохнуть.
— Хм, — только и смогла промямлить в ответ. Сердце действительно громыхало, точно после стометровки.
— И?
— Да, так…мысли разные в голову лезут.
— Поделишься?
— Просто…странно это все, Герман. То, как я себя чувствую в данный момент, это не нормально. Совсем не нормально.
Руки, сжимающие ее, превратились в сталь, причиняя легкую боль. Послышался даже жалобный хруст косточек. Словно мужчине претила сама мысль о ее помешательстве. Пусть и временном. А потому, пока не поздно, поспешила добавить:
— Не могу отделаться от ощущения…что мне, будто…вновь…четырнадцать.
И я, по-прежнему, влюблена в тебя, без памяти.
— Лера!
— Серьезно. Будто и не было этих десяти лет...
Они отлично видели друг друга, невзирая на глубокую ночь. А все благодаря конструкции потолка и крыши, легко пропускающей рассеянный свет уличного фонаря. В доме, вместо более логичной кромешной темноты, царили сумерки.
Давыдов перевернулся со спины на бок. Тяжело вздохнул, и серьезным взглядом уставился на девушку. Что надеялся разглядеть, неизвестно. Только напряжение и чувство недосказанности все нарастало.
— Очень даже были! Но, тебе ли жаловаться? — Беззлобно рыкнул. — Судя по рассказам братца, ты провела их, довольно…весело, и весьма занимательно!
Наигранно возмущаясь, пихнула его локтем под ребра:
— Ой, можно подумать, что-то изменилось бы, проводи я вечера в стенах родного дома, и вышивая твой портрет «ноликом»!
— Уж на подвиги не тянуло бы точно!
— Какие еще…
— То есть, прыгнуть с десятиметрового обрыва, для тебя норма? — Вопреки строгому и сердитому тону, его указательный палец лег на губы очень мягко, призывая к молчанию. — Бл*дская обыденность? Ты хоть представляешь, насколько это опасно?!
Валерия мучительно застонала.
Глеб, зараза! Вот кто его за язык тянул?
— Так было нужно!
— Кому?
— Мне!
Скорее уж, жизненно важно!
После того, как узнала о его похождениях в свой двадцать первый день рождения, и сорвала с шеи дорогой сердцу кулон, ей и жить-то не хотелось. Все надежды и мечты, связанные с ним, рухнули в одночасье. Лишь тот адреналин, тоннами бушующий в крови во время полета, вопреки всему, стал ее единственной
— В тот миг, я чувствовала себя свободной…
— От кого?
От тебя, любимый. От тебя.
— От целого мира, Герман. И пожалуйста, хватит об этом!
Давыдов, полоснув яростным взглядом, стиснул ладонью ее подбородок.
— Твое счастье, что меня не было рядом, в тот момент…клянусь, Лера, ты не смогла бы сидеть неделю!
Дура! Как есть, дура!
Вот кто, кроме нее, будет столь отчаянно радоваться подобным словам? Мужчина злился и негодовал, а она едва ли ни светилась изнутри, понимая причину подобной реакции.
— Все обошлось, правда. Никто не пострадал. Ну, кроме нашего самолюбия, конечно. — Мягко оплела крепкую мужскую руку, своей ладонью. — Очень скоро обо всем узнал мой папа. Как оказалось позже, на другом берегу отдыхал с семьей наш сосед, и сделал довольно четкую видеозапись. Вот уж, уверенны были, что в этот раз отец нас точно придушит. Но, нет, обошлось без рукоприкладства. В наказание, мы с Глебом, все оставшееся лето, пололи и поливали огромный приусадебный участок того самого соседа! Больше, подобных глупостей за мной не числилось.
Наконец, Давыдов расслабился. Напряжение покинуло могучее тело, а висок Леры обожгло его горячее дыхание.
— Вот и…умница.
Кожа покрылась крупными мурашками. Сердце же застучало где-то в горле.
— Твоя, да? — Голос внезапно сел. Хрипела так, словно горло простудила. — Твоя умница?
Он смотрел на нее пристально, и долго. Дышал тяжело, рвано. А потом, так же молча, поцеловал. Без привычной страсти. Но, так нежно, трепетно, и проникновенно, что голова пошла кругом. Когда запас кислорода достиг критической отметки, Герман отстранился.
— Спи, — притянул поближе к себе. — Хватит с тебя, на сегодня.
— Да? — Толи согласилась, толи протест выразила.
— Засыпай.
И не поспоришь же…
Странное дело, но после его слов на Леру навалилась жуткая усталость. Веки слипались, ощущаясь свинцовыми шторами. Уже проваливаясь в глубокий сон, расслышала горький мужской смешок:
— Мой портрет…ноликом…сумасшедшая!
Глава 30
Утро для Леры началось со слепящего своей яркостью солнечного света, и настойчивого дребезжания мобильного телефона. Едва нашла в себе силы, чтобы приоткрыть один глаз, и узнать имя «смертника», отважившегося будить работающего человека в девятом часу! В воскресенье! Однако это самое знание, и развеяло остатки сна, в считанные секунды. Звонила Смирнова. И судя по всему, далеко не в первый раз. Стало тревожно. А потому, проворно выбравшись из-под тяжелой мужской руки, перекинутой поперек ее талии, крадучись покинула комнату, и закрылась в ванной.