Ты и Я - Сводные
Шрифт:
Разговаривать смысла больше не было. Сашка развернулся и пошел прочь, оставляя друзей позади. Он не знал куда идти, не знал, что делать и не понимал своих внутренних терзаний. Однако решил, что Агееву проучит. Впервые хотелось поставить эту выскочку на место. Раньше как-то пофиг было: бьет она девчонок или нет. Но сейчас… сейчас задело. Потому что это была не какая-то девчонка, потому что это была Дашка.
Весь день Беляев слонялся по улицам. Аппетита не было, желания видеться с кем-то из знакомых тоже. Он иногда вытаскивал
Все ли с ней в порядке?
Пронеслось в голове. Потом снова и снова. Сашка много раз порывался позвонить. Но в нужный момент скидывал. Не пойдет. Она и в обычное время трубку на него не поднимала, а теперь подавно. Кто он в ее глазах? Чмо последнее. Человек без имени, хотя может и не человек.
В пятницу Беляев опять высматривал Дашку в школе. Он хотел подойти и поговорить с ней. По крайне мере, попробовать. Но ее не было. Как и вчера, и позавчера. Лисицына просто будто исчезла. И забрала с собой что-то очень важное.
— Слушай, а почему бы тебе не выложить пост в группу? — предложил вдруг Игорь, когда они уже вышли из учебного заведения. — Бить морды в туалетах не лучшая идея.
— А что я там напишу? Это все неправда? Меня подставили?
— Ну… скажи, что между тобой и Дашей ничего не было.
— Было или не было, уже смысла не имеет. Тут что-то радикальное нужно. — Отмахнулся Сашка. На самом деле, он об этом тоже думал. Выложить и рассказать все как есть. Но понимал, вряд ли сейчас это изменит ситуацию.
— И что ты думаешь делать? А если она переведется в другую школу?
— Что? — Беляев остановился. Посмотрел на друга. Его слова почему-то задели, нет, не просто задели, а резанули по сердцу.
— Ну а кому захочется оставаться в школе, где каждый второй обзывает… ну ты понял.
— Я не хочу, чтобы она уходила, — вдруг выдал Сашка. Сам не понял, как это сказал. Просто вылетело и все.
— Сань, — серьезным тоном произнес Игорь. — Если она тебе нравится, а мне кажется, что нравится, то ты должен защитить ее. Все исправить. В противном случае, ты ее потеряешь. Как и Наташку когда-то.
Слова друга зависли на повторе. Беляев думал о них, пока сидел у репетитора, пока ел невкусную еду, пока мать читала проповеди. И вот вроде день закончился, надо спать, а все по кругу, слог за слогом.
В субботу Дашки снова не было. И это окончательно добило. Беляев уже и разговоры по углам не слышал. На уроках не вникал, на людей не смотрел. Лисицыной не было, она могла больше никогда не прийти в стены этого здания. Могла сменить номер, страницу в социальных сетях. А ведь Сашка даже не знает, где живет эта девчонка.
Образ Дашки медленно таял, подобно снегу в море. Ее следы исчезали день за днем, и казалось, однажды ничего не останется. Просто не будет Даши. Не будет ее улыбки, задорного голоса и смеха, который заражает всех вокруг. И никто больше не посмотрит, как она смотрела. Никто не позовет его по имена так, как она звала. Никто не коснется его волос, никто… никогда, как она.
Саша будто, ожил в тот момент, когда осознал, насколько сильно его тянет к Лисицыной. А еще он понял, что скучает. Безумно. До дрожи в руках, до разрывающегося сердца в ушных перепонках. Так не бывает, казалось бы. Не может человек насколько хотеть увидеть другого человека.
Но именно так и было. Только между ними теперь стена изо льда, которая, возможно, и никогда не растает.
В десять вечера, Беляев вызвал такси и поехал к Наташке. Глупо, бредово, совсем отчаянно, но другого пути почему-то не виделось. На улице было холодно, а с неба срывался то ли снег, то ли дождь. Темное покрывало над головой не переливалось от огоньков, тучами затянуло все, как и душу Сашки. И не единой надежды на просветление.
Романова вышла с неохотой. Скривила свое красивое личико, посмотрела с отвращением, но по крайне мере вообще согласилась на разговор.
— Что надо? — спросила в лоб Ната. Они стояли возле ее подъезда.
— Ты можешь Даше позвонить?
— Зачем?
— Ее в школе нет который день. А если я позвоню, она, вряд ли возьмет.
— Ты с головой поругался? Если это все, то пока, — Наташка развернулась, и почти дошла до дверей, как Саша ее одернул за руку.
— Как мне все исправить? — выпалил он. Сейчас отчего-то безысходность особенно ощущалась. Наверное, такое чувство испытывает человек, когда стоит на мосту и смотрит вниз, на воду. Думает, прыгать или нет. Только у «нет» аргументов не осталось. А для прыжка позади целый словарный вагон.
— Надо было раньше об этом думать, — хмыкнула Романова.
— Давай без нотаций и так тошно.
— Зачем ты ко мне приехал? Зачем тебе Дашка? Хочешь выиграть спор?
— Да при чем тут спор? — крикнул Саша, раздражаясь. — Я что не человек? Мне что не может понравиться кто-то? Я не знаю… я запутался… я просто с ума схожу от одной мысли, что не увижу ее больше никогда. Понимаешь?
Беляев отпустил руку Наты, а затем уселся на ступеньки. Их было всего три, но чем не лавки. Бетон, правда, был холодный, однако на душе было холодней. Казалось, Сашка сам сделан изо льда. Будто в нем одна вода, замершая вода.
— Если она так… нравится, то почему продолжил спор? Почему не прекратишь этот балаган в интернете и в школе? — голос Романовой вдруг стал теплей. Вспомнилось почему-то детство, их разговоры возле ее подъезда, воздушный змей, которого они так и не запустили. Когда-то они были друзьями, не просто друзьями, очень близкими друг для друга людьми. Но все закончилось. Неожиданно, и болезненно. Для обоих.
— Не знаю, понимаешь! Не знаю. Я только сейчас начал осознавать свои чувства к Даше. Бред какой-то.