Ты маньячка, я маньяк или А пес его знает
Шрифт:
Волнующий, слегка хрипловатый бас мужа вплелся в тревожную мысль Евдокии:
— Уфф, упаковался. И, кажется, проголодался. Дашенька, сейчас отнесу вещи в багажник и — в ресторан. Надо как следует подзарядиться перед дальней дорогой.
— Как скажешь любимый…
Леонид Павлович поднял свой кейс и крякнул ошеломленно:
— Почему тяжелый такой? Даша, — он строго взглянул на жену, — чего ты туда натолкала? Неужели камней?
Евдокия лгать не решилась. Она робко кивнула и прошептала с мольбой:
— Ленечка, для нашего садика.
К пущей убедительности она
Леонид Павлович хотел было взорваться, но, увидев слезы, подумал: «Она же ребенок. Икает уже. Еще, не дай бог, приступ начнется, вернется болезнь…»
Махнув рукой, он обреченно поволок чемоданы к автомобилю, удивляясь и себе, и своей молодой жене. Каким-то непостижимым образом они успели обжиться в номере «люкс» сверх основательно, а ведь там все уже было, от туалетной бумаги до зубочисток. Евдокии же мало. Пристрастие у нее окружать себя хламом. За двенадцать дней она столько в номер свой натащила, что сборы домой все больше напоминали основательный переезд в другую страну. И, что ужасней всего, выбросить даже вшивой салфетки не смей, ни-ни! За что ни ухватишься, все самое нужное — непременно надо тащить с собой! А тут еще камни эти!
И как добрый заботливый муж, и как опытный психиатр Леонид Павлович понимал, что с женою надо быть понежней — и южное солнце, и его возражения, и хлопоты отъезда (черт их дери!) не самым лучшим образом сказываются на ее нервной системе.
«Разумеется, надо бы с Дашенькой бережней, — думал он, внешне легко, но не без труда влача неподъемные чемоданы. — Надо меньше ей возражать, хотя, с другой стороны, и я не железный. На ее выдумки и капризы никаких нервов не хватит. Спрашивается, зачем тащить эти камни с моря, когда их можно и дома купить? Тонкая натура! Любительница прекрасного!
А что она выкинула, натура эта, вчера! Попросил ее на столе прибраться, так она, задумчивая моя, „прибрала“ дорогущую пепельницу прямо в мусорное ведро. В то ведро, в которое загодя вывернула тарелку сациви и объедки со всей санаторной столовой — очередная дворняжка, видите ли, на свидание к ней не пришла. И я, чистоплюй, должен был лезть своими руками во всю эту гадость за пепельницей. Настоящий стресс пережил.
А эти ее собачки. Любительница животных! Уж не знаю как и бороться с отзывчивостью такой. Купил ей отличного пса стоимостью в автомобиль — целуйтесь сколько хотите, нет же, „пса не хочу“. Не знал потом как даром его в хорошие руки пристроить, приплачивать пришлось, иначе не мог избавиться, она же по-прежнему подбирает паршивых каких-то и шелудивых… Поборница чуткости!
И все вокруг восхищаются: „Вот она, настоящая доброта!“ Дать бы пожить им с такой добротой, мигом в петлю бы запросились…
А эта ее рассеянность! Платья и сумочки устал покупать: теряет, портит, защемливает во всех дверях, смешит таксистов, швейцаров…
И я все прощаю, все понимаю, но камни можно и дома купить!»
Камни Леонида Павловича добили. Очень он рассердился, и не потому что тяжелые. Леонид Павлович в свои сорок пять был молод, подтянут, красив и силен — не переборщи он с фитнессом, не докучал бы ему и проклятый радикулит. Да и с радикулитом он понес тяжеленные чемоданы легко, едва вышел из номера, демонстрируя дежурной по этажу (моднице и милашке) выправку да осанку.
«Какой мужчина!» — с удовольствием прочитал он в ее голубых глазах, но… все омрачали камни.
Камни добили его. Леонид Павлович терпеть не мог беспорядка. Ни в чем: ни в делах, ни в одежде… Особенно не переносил он беспорядка в мозгах, может, поэтому и стал Леонид Павлович психиатром.
Может, по этой причине и женился он на Евдокии. Вот где работы край непочатый — как говорится, и конь не валялся. Леонид Павлович засучил рукава и терпеливо, стиснув зубы, с героической мудростью, шаг за шагом, день за днем лечил редкую болезнь жены, заодно прививая Дашеньке зачатки логики и порядка.
И неплохо же получалось! И вылечил, и к порядку привел, и многому научил — настырный и терпеливый…
Правда, порой и он не выдерживал с ней. Камни же — откровенная глупость. Зачем их тащить, если продаются они повсюду? И, кстати, совсем не дорого…
Впрочем, Леонид Павлович быстро взял себя в руки — сразу же, как отправил чемоданы в багажник машины, женушку и возлюбил. В номер он входил уже с улыбкой нежности на губах:
— Дашуня, радость моя, а вот и я. Ты готова?
Глава 2
Войдя в номер, Леонид Павлович обмер и озверел, и даже хуже. На этот раз все было не так — все неправильно! Даша сидела на кровати! В обуви! В позе «лотоса»! На дорогом покрывале! И ела мороженое!!!!!
«Откуда она только его взяла? — задался горестным вопросом Лагутин и тут же отметил: — Если испачкает покрывало, заставят платить».
Но это было еще полбеды. Управляясь одной рукой со стремительно тающим пломбиром, другой — жена прижимала сотовый к уху, с кем-то одновременно болтая.
Леонида Павловича окатило новой волной горячего гнева.
«С кем это там она? Разумеется с подругой. Без моего присмотра. Я же ее просил! Наверняка растрепала уже, что мы в Сочи. Теперь всем известно, что мы в отъезде, что брошен дом… Милости просим, воры-разбойнички! Любой приходи, все бери, что честным трудом нажито…»
Здесь Лагутин покривил изрядно душой: он, как председатель экспертной комиссии, брал приличные взятки. Но с другой стороны, покажите того чиновника, который не считает пресловутые взятки кровным своим, заработанным честным трудом — ведь это главный его доход. Впрочем, мы не о том…
Леонид Павлович был взбешен, он подумал: «Какой ужасный непорядок! Мало, что пачкает покрывало, вещи бросила собирать и с подругой о запрещенном болтает, так еще и привыкнет, и дома так станет сидеть, в обуви на кровати с мороженым…»
Евдокия, обнаружив в дверях мужа, приветливо кивнула ему и шепотом сообщила:
— Это Майка!
Он решил: «Хоть майка, хоть фуфайка, сейчас я ей покажу!»
Но, почувствовав как неконтролируемая волна негодования поднимается из глубин его сущности, Леонид Павлович спохватился и бросил все силы на подавление этой волны. Идиллическая атмосфера счастливого брака была спасена.