Ты маньячка, я маньяк или А пес его знает
Шрифт:
— Спать с любовницей неприлично.
— Перестаньте, — рассердилась Ирина и обратилась к Майе: — Ты можешь нам рассказать, что здесь стряслось?
— Могу, — отводя глаза, простонала та.
— Тогда рассказывай! — хором взвыли подруги.
И Майя начала свой рассказ:
— Сначала все было хорошо…
— Пока трахались, — вставила Ева.
— А потом он странно себя повел, — продолжила Майя, — вернулся из душа, мы немного с ним поболтали и…
— О чем? — спросила Ирина. — О чем вы болтали?
Майя прикусила губу и нахмурилась:
— Об этой, о, как ее, о политике.
— А конкретней?
— О дефлорации прав человека.
Ева, смачно хлопнув себя по ляжкам, сей же миг восхитилась:
— А у нее одно на уме! Шопен ты мой ненаглядный! Вспомнила бабка как девкой была! Тебе 35! Какая тут, блин, дефлорация? Откуда она у тебя взялась, Жопен ты мой, безразмерный?
— А при чем здесь я? — растерялась Майя. — Мы о правах человека с ним говорили.
— Дефлорация — это лишение девственности, — пояснила Ирина. — Он что, в этом ключе говорил о правах человека?
— А что, очень образно! — одобрила Ева. — Хотела бы я взглянуть на любовника Майки. Толковый, чувствую, парень; такое сказать: дефлорация прав человека! Прям взяла бы его и рас-це-ло-вала!
Евдокия удивленно спросила:
— Ты любишь трупы?
— Прекратите! — возмутилась Ирина. — Кого вы слушаете! Ясно же, что о декларации прав человека шла у них речь!
— Да-да, — подтвердила Майя, — он о декларации мне говорил. Я его слушала, очень внимательно, а потом что-то ляпнула.
— Что? — спросила Ирина.
Майя пожала плечами:
— Уже не помню сама.
— Что-нибудь умное наверняка, — заржала Ева. — Другого тебе не дано, Тоска ты наша, продукт Пуччини.
— Сама ты доска! — огрызнулась в ответ Майя.
Ирина прикрикнула на подруг:
— Хватит валять дурака! Особенно ты, Ева. Хихикать время нашла! Майка, а ты продолжай, что было дальше? Ты ляпнула и…
— Он сник и спросил: «Ты хочешь спать?» Я удивилась: «Спать? В два часа ночи?» Он обрадовался и сказал: «Тогда я почитаю».
Ева пришла в восторг:
— Ну, что я вам говорила! Все было хорошо, пока «енто» делали, а как наступило время им о высоком потолковать, тут ему и облом. С Майкой-то не растолкуешь, образование у нее на нуле.
— А ты, конечно, сразу биографию Моцарта ему рассказала бы, — скептически заметила Ирина.
— Почему, Моцарта? — обиделась Ева. — Я бы про Баха ему забабахала. Знаешь каким он развратником был! Любовник и глазом моргнуть не успел бы, как улетела бы ночь, Майка же тормоз. Она до сих пор верит, что город Гомель — это столица геев.
Евдокия хихикнула, Ирина же разозлилась.
— Ева, немедленно прекрати! — закричала она. — Откуда такой цинизм? У подруги горе, а ты измываешься! Лапочка, продолжай. Что было дальше? — уже нежно обратилась она
— Он книжку достал, одел очки и начал читать.
— Очки надевают, — вставила Ева и спросила: — Какую?
Майя растерялась:
— Че — какую?
— Какую книжку читал твой покойный хахаль? Сберегательную?
— Разве это имеет значение? — удивилась Ирина.
— Имеет, — заверила Ева. — Должны же мы знать его уровень. Какую книжку читал он, лохудра, хоть здесь ты в курсе, надеюсь, Леонкавалло ты наш неожиданный!
Майя закатила глаза и зашевелила губами, из чего всем стало ясно, что она напряженно думает.
— Забыла книжку какую, — призналась она. — Знаю только, что связано с гомами.
— Ну, что я вам говорила! — обрадовалась Ева. — Майку трахнул и про геев читал!
— Да нет, — рассердилась Майя и, вытирая слезы, горестно пояснила: — Фамилия у автора такая, связана с гомами. Вроде Голубой, — принялась гадать она, — или Пидарков, что ли? Может, Гомелев? — бедняжка зашла в тупик.
— Гумилев! — воскликнула Евдокия.
Майя отмахнулась:
— Да нет, Гумилева я знаю, он муж Ахматовой.
— Вы только посмотрите какой прогресс! — поразилась Ева. — Умнеет прям на глазах!
— Девочки, это Гомер, — упавшим голосом сообщила Ирина и пояснила: — Мой Зая, если что-то подобное с ним приключается, всегда Гомера читает, его «Илиаду».
Ева съязвила:
— Ага, или Зину, или Аду — что угодно, лишь бы не видеть тебя. Раз в год с ним чудо такое приключится под названием «секс», вот он и читает, чтобы ты ему кайф собою не поломала. Зая любит высокое, а у тебя метр с кепкой в прыжке.
— Да как ты можешь… — Ирина хотела ее пристыдить, но не успела.
— Точно, Гомер! — воскликнула Майя и зарыдала. — Он Гомера долго читал, а потом сказал: «Пойду покурю». Вышел на улицу и не вернулся.
Подруги растерянно переглянулись.
— А может он рванул домой от тоски? — предположила Ева.
Майя прикрыла лицо руками и сообщила:
— Он там, в карьере лежит. Точнее, уже не лежит. Его уже вытащили и увезли.
— Куда? — бледнея, спросила Ирина.
Майя всхлипнула:
— В морг. Умоляю, простите меня, — вдруг завопила она. — Я не знала, я не хотела!
Все растерялись, а Ева расстроилась:
— Жалость какая, увезли в морг Ромео. Мы что же, его не увидим, экс-любовника твоего?
Евдокия тяжко вздохнула:
— Только в гробу.
Дальнейшее вызвало шок. Ирина ни с того ни с сего вдруг схватилась за голову и с воплем «о, боже!» выметнулась из номера.
— Что это с ней? — удивилась Ева. — С ума что ли баба сошла?
Евдокия все поняла. Окаменев, она и слова сказать не могла — на стул указала одним только взглядом.