Ты маньячка, я маньяк или А пес его знает
Шрифт:
— Почти? Что значит «почти»?
Ева потупилась и зарделась.
«Ну что тебе объяснять, сама ты уже немаленькая», — радостно сообщили ее глаза.
— Та-ак! — подытожила Евдокия и, дернув подругу за руку, гаркнула: — Ну-ка, пошли!
Затащив Еву в свой будуар (подальше от ушей Пенелопы), она приступила к допросу.
— Вы что, с Бобом спали? — строго спросила она.
— Бессонницей мы не страдаем, — нахально ответила та.
— Немедленно прекрати дурой прикидываться! — рявкнула Евдокия.
— Не
— Прекрасно ты все понимаешь! Сейчас же мне признавайся, ты ему отдалась?
Заметив решимость подруги, Ева струхнула.
— Не сразу, не сразу, — оправдалась она.
Евдокия убилась за брата:
— Боб еще и настаивал! Горе мне горе! Вот же дурак! — вынесла приговор она.
— Почему это он дурак? — обиделась Ева.
— Потому, что позарился на тебя! — откровенно ответила Евдокия и передразнила подругу: — Ах, кровь! Ах, капельки-лужицы! А самой Боб мой понадобился! Какая же ты коварная!
— Дусенька, кровь правда была. Твой Боб ее видел.
— Не зли меня, Ева! В гневе я просто страшна!
— И без косметики тоже, — вставила та, чем окончательно разъярила подругу.
— А вот ты как! — набросилась на нее Евдокия. — Не ты ли мне пела, что я хорошенькая?
Ева напомнила:
— А не ты ли мне говорила, что дружба — это самое приятное состояние вражды.
Евдокия отрезала:
— Все приятное в прошлом! С тех пор, как ты совратила Боба, осталась только вражда!
— Я совратила Боба? — задохнулась от возмущения Ева. — Твой Боб удивил даже меня! За малым я не сошла с ума! Падала в обморок даже моя кровать! Стены мои краснели, когда он…
— Хватит! — взвизгнула Евдокия. — Слушать тебя не хочу!
— А я не хочу говорить о том, как ваш хваленый Боб развращал твою бывалую подругу, то есть меня!
— Вижу, ты издеваешься! Вон! Во-оон с моих глаз! Больше ты мне не подруга!
Ева остолбенела.
— Дуся, я не ослышалась? Дуся, ты гонишь меня? — растерянно прошептала она, и в мыслях не держа уходить.
Евдокия, словно очнувшись, вздрогнула и заплакала.
— Мне больно, больно, Евусик, — причитала она. — Я так своего Боба люблю!
Ева зашла в тупик.
— Да что тебя не устраивает? — поинтересовалась она. — Разве мы с Бобом пара плохая?
Евдокия вытерла слезы и заявила:
— Ты, Евусик, старуха!
— Оба-на! — выдала Ева. — Мне 29, ему 26! Разница плевая! Хочешь, чтобы его окрутила писюшка?
— Ему не такая, как ты, нужна!
— Ах вот оно что! Не ты ли меня хвалила? Еще недавно я ох как тебя устраивала!
— Как подруга — да, а как жена Боба ты никуда не годишься. Ты лентяйка и будешь ему изменять!
— Ну-у, верности я не обещаю, — задумчиво ответила Ева и с жаром продолжила: — Но в наше время верность и не нужна. Главное — это карьера.
— В себя ты давно влюблена, — заверила Евдокия.
Ева с ней согласилась:
— Да, я в моем вкусе. Что ж тут плохого?
— Плохого не видела бы совсем ничего, когда бы речь не зашла о брате.
— Ах вот оно что! Не ревнуй, я Боба сильнее люблю.
— Сильнее себя?
— И тебя тоже, — заверила Ева.
Евдокия ехидно отметила:
— Хоть что-то приятное ты сказала.
— Не обижайся, всего лишь стараюсь быть откровенной с будущей родственницей. Ведь ты мне теперь золовка.
— А ты мне невестка?
— Точно.
— О, горе! Невестка старуха! — сокрушенно воскликнула Евдокия.
Ева ее успокоила:
— То, что я старше, совсем не помеха. Молодые слишком тяжело и конкретно смотрят на жизнь. Они чрезмерно много хотят, часто к мужьям придираются. Совсем недавно и я такою была, а с возрастом в моей голове появилась приятная легкость.
— Твоя легкость в народе дурью зовется. Как хочешь, Евусик, но тебе обещаю только одно: буду настраивать Боба против женитьбы, сил не жалея.
Подруга совсем не обиделась.
— Чудесно! — обрадовалась она. — Дусенька, я обожаю соревнования! Посмотрим еще кто кого!
— А зачем ты пришла? — наконец-то озадачилась Евдокия. — Если тебя уже не тревожит кровь…
Ева всплеснула руками:
— Тут столько всего произошло! Ирка-дура руки почти на себя наложила! Этот Зая, этот ее импотент-муженек точно в гроб нашу подружку загонит!
— Она же в Париже! Кстати, ты не знаешь, зачем Ирка туда летала?
— Реструктуризировать Заин супружеский долг в рамках парижского клуба.
— Что-что?
— Понимаешь, Зая или не может, или не хочет, козел, отдать Ирке супружеский долг, просит списать, — пошутила Ева и уже серьезно добавила: — Редактор ее послал материал какой-то важный готовить. Прилетела сегодня и сразу в петлю полезла.
— О, господи, почему?
— Да из-за Заи! Говорю же, этот урод когда-нибудь точно ее угробит! Бедная Ирка!
— А сейчас она где?
— У себя дома, нас ждет.
Евдокия, вылетая в прихожую, призвала подругу:
— Так что же мы тут сидим? Надо ехать на помощь Ирке!
— Я же за этим к тебе и пришла, — с трудом поспевая за ней, пробубнила Ева.
Уже в лифте Евдокия вспомнила про бедного пса и вернулась. Пенелопа убрала его на балкон.
— Дуняша, надо бы с животинкой что-то нам сделать, — посетовала она. — Был бы он поладней, пристроила бы в деревню к сестре, а так, просто не знаю как быть. Но в доме ему нельзя оставаться. Не ровен час, Леонид Павлович на обед пожалует, а тут…