Ты маньячка, я маньяк или А пес его знает
Шрифт:
— Какое? — звенящим голосом поинтересовалась Евдокия. — Какое? — уже закричала она.
— Непростое, — повысил голос и Боб. — У Евки кровь на клавишах появляется, а мы поцапались. Теперь не могу к ней запросто заявиться. Надо бы что-то нам предпринять.
— Похоже, ты предпринял все, что мог и даже кое-что сверху, — вскипая, рявкнула Евдокия.
А смышленая Ева добавила:
— И не только сверху, и снизу, и по-всякому было. Даже так, как я не люблю.
Этим она подругу добила. Евдокия прожгла ее взглядом и прошипела:
— Знаешь что, Боб,
— Не твое дело, — мгновенно взяв себя в руки, отрезал Борис. — Мала ты еще, чтобы старшим указывать! Еще ты сопля!
Евдокия против напора не устояла — тотчас сдала позиции и из мудрой дуэньи превратилась в малышку-сестру. Но мириться с таким положением не захотела.
— Так и скажи, что хочешь к ней подлизаться, но не хватает ума придумать как это сделать. Гордыня мешает! Ты боишься унизиться, — в качестве мщения выпалила она.
Борис разъярился.
— Дура ты, — рявкнул он. — Я бросить в беде ее не могу. Кровь действительно появляется. Про последние три раза Ева даже не знает. Она успокоилась, а успокаиваться нельзя.
— Почему это?
— Предчувствие у меня плохое.
Вспомнив про легендарное предчувстие Боба, Евдокия ощутила свое и испугалась, а потому психанула.
— Надоели вы мне со своей любовью! — крикнула она и сунула трубку Еве, буркнув: — Это Боб, он на самом деле хочет тебя.
— Сейчас я ему покажу, — делая страшные глаза, пообещала Ева и действительно напустилась на Боба. — Не смей кричать на сестру! — потребовала она. — Как ты можешь кричать на мою подругу?! Я не дам ее оскорблять! Вижу, ты со всеми себе позволяешь!
— Как ты с братом моим обращаешься? — подпрыгнула Евдокия и, выхватив трубку у Евы, рявкнула Бобу: — В три шеи ее гони!
Борис погнал их обеих. Классической русской фразой прекратив разговор, он рявкнул:
— Да пошли вы! — и бросил трубку.
— А пошел он! Вот ему! — психанула и Ева.
Она сделала неприличный жест и попыталась сдвинуть с места машину, но не смогла — слезы залили глаза.
Евдокия пригорюнилась: «Сошлись тайфун с ураганом. Еще не известно кому сильней повезло. Одна — ох, „подарок“, другой — еще хуже».
— Боб меня обманул, — скулила Ева, — он совсем не любит меня.
«Как ни странно, но вижу, что любит», — подумала Евдокия и с пафосом изрекла:
— Свершилось, подружка, и на твой переулок явился праздник.
Ева перестала рыдать и, открыв рот, спросила:
— Че?
— Тебя постигла непоправимейшая удача: Боб любит тебя!
— Че?!
— Ох ты теперь с ним и настрадаешься, — со знанием дела посочувствовала подруге Евдокия.
Ева же в непоправимость удачи поверить никак не могла.
— Думаешь, любит? — сомневаясь, спросила она.
— Стопроцентно! Уж я Боба знаю! Влюбился до мозга костей!
И Ева поверила.
— И-иии! — подпрыгнув, восторженно завизжала она. — Ну теперь я ему покажу!
Евдокия нахмурилась.
— И что ты братику сделаешь? — настороженно спросила она.
— Мириться не стану. Помучаю в свое удовольствие твоего Боба, а потом еще посмотрю как дальше с ним поступить. Может, и вовсе пошлю, а то что это он нас с тобой посылает.
Узнав, какая участь ждет ее братца, Евдокия загоревала: «Мучать Боба? Ранимого Боба? Его посылать?! Креста нет на ней, на этой бестыжей Евке!»
— Евусик, пойми, с ним так нельзя, — бросилась она увещевать подругу.
— Нельзя? Почему? — последовало в ответ.
— У Боба гордость и самолюбие, — открыла тайну Евдокия, чем Еву лишь разозлила.
— Ха, с ним так нельзя, а со мною можно! Твой самолюбивый неплохо умеет других посылать, а у них, между прочим, гордость тоже имеется!
— Евусик, он не виноват, у него такой темперамент, Боб холерик.
— Это уже не холерик, это уже холера! — рявкнула Ева и, трогая с места машину, приказала подруге: — Не смей мне советовать, как с мужиками себя вести. Хочешь, чтобы я до ручки дошла, как сделала это Ирина? Знаешь, что Зая ее теперь выкинул?
— Что? — встревожилась Евдокия.
— Хуже уже некуда! Ты в курсе, что на Заю напала злостная импотенция?
— Все уже в курсе. Ирка недуга его не скрывает.
— Вот поэтому Ирка перед отъездом в Париж и дала ему «Золотого конька».
— Перед отъездом? За-чем?
Ева игриво тряхнула кудрями и пояснила:
— Что ж тут непонятного, Ирка с мужем проститься хотела по-человечески перед длительной командировкой. Майка ей присоветовала «Золотого конька». Якобы ядерное средство от импотенции, она всех своих хахалей тайно «Коньком» этим кормит и месяцами держит в постели. Вот Ирка, Майкой подъученная, Зае своему исподтишка «Конька» и дала.
— И что?
— Зая повел себя как жеребец: «Конька» заглотнул, заржал, хвост задрал и ускакал зверской рысью!
Евдокия схватилась за голову:
— Куда?
Ева, на секунду бросая руль, развела руками:
— Уж не знаю, он до сих пор не вернулся. У Заи если что заведется, он это на сторону сразу несет. Ирке нашей полный облом. Бедняжка прилетела из Парижа, а в квартира пыль только одна — прах с туфель Заи.
— Да где же он?
— И след простыл. Отведав «Конька», Зиновий Давыдыч так далеко ускакали, что до сих пор не вернулись. По этому поводу Ирка в петлю и лазила. Ты только прикинь: в аэропорту ее Зая не встретил, и дома не ночевал несколько дней, а Ирка к нему спешила, чемодан подарков из Франции привезла. Во дела!
— Да-аа, бабуля была права, — философски констатировала Евдокия и возмутилась: — Я не пойму, почему Ирка все это терпит? Зачем она возится с Заем пузатым, плешивым?
Ева с высоты своего возраста посмотрела на подругу и рассмеялась.
— Поймешь, когда до Иркиных лет доживешь, — пообещала она. — Майке еще 35, но и она уже за каждого мужика, как за последнюю надежду хватается. Иной раз глянешь, говным говно, а Майка и этим «добром» не гнушается, что же про Ирку тогда говорить. По Ирке нашей аж сороковник целый ударил. Чуть лопухнешься, и все, гуд бай сексуальная жизнь.