Ты маньячка, я маньяк или А пес его знает
Шрифт:
Леонид Павлович предостерег:
— Да-ша!
— Ну, бродяга, прощай. Видишь, как плохо все получилось, — обливаясь слезами, пропищала она.
Пес видел и был не в обиде. «Что ж тут поделаешь, — говорили его глаза. — И хуже бывало. Жаль одно: опять пусто в желудке».
— Да-ша! — Лагутин был на пределе.
— Иду, Леня, иду.
Евдокия украдкой погладила пса и, приказав:
— Сиди, не смей ковылять за мной, — с громким ревом уселась в машину.
— Ну вот, началось! — воскликнул Лагутин, яростно нажимая
Пес не ослушался — остался сидеть на обочине, с тоской провожая автомобиль, уносящий ее, даровавшую счастье.
«Я так рассчитывал на тебя», — говорили его глаза.
Евдокия взгляд его расшифровала и завыла по-бабьи:
— Он так рассчитывал на меня! Леня! Милый!
— Нет, Даша! Нет! — рявкнул Лагутин, значительно превышая скорость.
Он, щеголь и чистоплюй, не мог представить себя и паршивого пса в одном пространстве.
«Из санатория утащила заразу», — догадался Лагутин и его едва не стошнило.
— Я так долго дышал одним воздухом с этим уродом! — ужаснулся он. — Ты чудовище, Даша! Чудовище!
— Я хотела его откорми-ить! — и нападала и оправдывалась Евдокия, не прекращая рева. — Это я виновата! Он лишнего съел! Он лет десять не кушал! А ты все имеешь! У тебя все есть, но тебе мертвый костюм важнее чужой живой жизни!
— Собачьей жизни, заметь!
— Да! Да! Собачьей жизни! Неужели трудно его осчастливить? Больного, голодного!
— Он же дряхлый. Он от старости скоро умрет.
— Вот и умер бы по-человечески. Есть же гостинницы для животных, там лечебницы, и стоят не дорого, тебе это тьфу…
— Даша, не зли меня! Даша, лучше молчи!
И она замолчала. Уцепившись побелевшими пальчиками в кресло, молчала, но слезы градом текли по бледным щекам. А потом к ней вернулась икота.
«Шантажирует, — заподозрил Лагутин. — И пускай. Скоро ей надоест, успокоится, а через час и вовсе забудет про старого пса».
Но вскоре он понял, что ошибается: жена не обманывала его. Она и сама испугалась и уже виновато смотрела на мужа, беспрестанно икая.
«Ну вот, весь мой труд насмарку, — сокрушенно подумал Лагутин. — Годы терпения и труда, все псу под хвост. Грязному мерзкому псу — откуда он только взялся на мою бедную голову? Неужели болезнь возвращается?»
Он внимательно, с пытливой тревогой посмотрел на жену — она, обнаружив смятение в его добрых глазах, поняла все и, устыдившись, сказала:
— Нет, Леня, не надо, он старый. Не беспокойся, я водички сейчас попью и икать перестану.
«Это можно остановить, если сразу, успею», — решил Лагутин и, поворачивая назад, сказал, потрепав по щеке жену:
— Он не старый, а пожилой, совсем как я.
И (о чудо!) Евдокия перестала икать.
— Леня, он старый, ты прав, он действительно очень старый, — пропищала она, благодарно заглядывая мужу в глаза.
— Ну тогда пусть по-человечески хоть умрет, устрою его в собачий «хоспис» — ответил Лагутин, с облегчением отмечая
Глава 9
Вдохновленный своим благородством, Лагутин простил и пса, и жену, и обрел присутствие духа. Жизнь уже не казалась ему юдолью слез и печалей. Щедро отблагодарив работницу мотеля за отмытый салон, он погрузил случайно разросшуюся семью в пахнущий дезодорантами «БМВ» и помчался домой, удивляясь себе безгранично.
«Даше со мной повезло, — думал он, уже снисходительно глядя на пса, смирно сидящего на полу у ног нежданно приобретенной хозяйки. — Кто бы еще так героически терпел ее детские шалости и капризы?»
Покопавшись в уме, он с удовлетворением не нашел подобных себе среди друзей и знакомых.
«Да, такой я один, — вынужден был признать Лагутин. — Больше нет дураков любую заразу на шею себе сажать».
Имелся ввиду только пес, не жена. Пес действительно смотрелся ужасно. Даже зоошампуни его не спасли: отмытый сто раз, он выглядел во столько же раз паршивей.
«Серьезное испытание послано мне, — насладившись своим благородством, вернулся на старые рельсы Лагутин. — Скорей бы до дома доехать, да сплавить его с глаз долой. Как Даше моей не противно его к себе прижимать?»
Евдокия дремала на переднем сиденье, обнимая голову пса, а вот пес не дремал. По двум причинам. Во-первых, он по веленью души мгновенно присягнул благородной хозяйке и тут же счел своим долгом беззаветно служить; а во-вторых, он не верил мужчине, который с хозяйкой рядом. Пес знал: кто однажды к тебе обратился пинком, тот правил своих не изменит. Поэтому пес бдел, затравленно и враждебно поглядывая на злого мужчину.
В конце концов Лагутину надоела такая неблагодарность и он разбудил жену:
— Даша, насколько я понял, сиденья сушили феном.
— Да, — потирая глаза, подтвердила она.
— Значит они сухие?
— Не совсем. Высох только велюр, а внутри…
Лагутин жену оборвал, задав законный вопрос:
— Ты что, полагаешь, что этот вот организм во время осенних дождей спит на перинах?
Так Евдокия не полагала.
— Ты собрался его переселить? — спросила она.
Лагутин скрытничать не стал.
— Да, — ответил он и, пытливо всматриваясь в лицо жены, продолжил: — При условии, что ты его не кормила. Если пса укачает опять…
Евдокия поспешила заверить:
— Нет, я его не кормила и охотно на задние кресла с ним перейду.
Лагутин хотел возразить, но, взглянув на враждебного пса, согласился:
— Идите.
«Хоть не буду видеть как вы обнимаетесь», — брезгливо подумал он.
С этого момента все пошло как по маслу: настроение поднялось, ночь посветлела, шустрей замелькали цифры спидометра, асфальтовое полотно стало глаже, километры — короче и жена (и даже пес) показались милее, несмотря на коллизии.