Ты маньячка, я маньяк или А пес его знает
Шрифт:
— Ах, Даша, не стану скрывать, ты и на меня страхов нагнала. Пожалуй, я тебя под замок посажу. Что же касается Казьмина, так это легко выяснить, какой он смертью погиб.
Потянувшись к телефону, Лагутин сказал:
— Сейчас я секретарше своей дам поручение, она узнает и нам позвонит.
Ожидание доклада секретарши Леонид Павлович заполнял длинной нотацией на тему «Кто такая жена и каким образом она должна слушаться мужа».
Лагутин, как опытный психиатр, умел говорить и был убедителен. В результате Евдокия и глазом моргнуть не успела, как
Бог знает, чего бы она еще пообещала, но позвонила секретарша Лагутина. Он снял трубку, растерянно выслушал и сообщил:
— Дашенька, ты права. Вскрытие показало, что Казьмин Михаил умер от удара в височную кость, причем, смертью мгновенной.
Евдокия подпрыгнула:
— Ленечка, так что это, если не преднамеренное убийство? Три несчастных случая в такой короткий срок и все со смертельным исходом. Я уверена, Трифонов твой сначала получил удар в височную кость, а уж потом и свалился.
— Да, на убийство похоже, — согласился Лагутин. — Но куда же смотрит милиция?
Евдокия с гордостью сообщила:
— А милиция не может воедино три этих смерти свети. Между собою они не связаны и все — на разных участках.
Супругу гордость жены не понравилась.
— Это, Даша, не значит, что ты должна бросаться милиции помогать, — сердито сказал он и позвал: — Пенелопа! Зайди на минуту сюда!
Пенелопа мгновенно явилась и, вытирая о фартук руки, спросила:
— Ну, что тут случилось опять?
— Пока ничего, — ответил Лагутин, — но может случиться. Нельзя нам, голубушка, бдительности терять. Тут уж дело жизни и смерти.
С этими словами он полез в письменный стол, извлек из сейфа ключ и, вручая его Пенелопе, строго сказал:
— Отныне входную дверь закрывать на этот замок и ночью и днем. И от Даши ключ должен быть спрятан к ее же пользе.
— Будет сделано, — ответила Пенелопа. — Уж теперь не волнуйтесь, теперь не погуляет она.
Евдокия взмолилась:
— Ленечка, ну зачем? Я же и сама обещала…
— Так тебе будет легче клятвы свои держать, — прикрикнул Лагутин и приказал: — И все, и хватит, и на этом покончим. Мне надо работать.
Евдокие осталось одно: радоваться, что ее не лишили связи. Забившись в свою комнату, она позвонила Еве и рассказала о смерти Трифонова. Когда подруга наохалась вволю, Евдокия поведала об открытии, сделанном с помощью мужа.
Ева, узнав, что Зая, Миша, и Трифонов погибли от удара в височную кость, тут же припомнила, что Майя когда-то в юности получала медицинское образование: то ли закончила курсы медсестер, то ли — медучилище, но работать по полученной специальности почему-то она отказалась.
— Наверняка Майка училась спустя рукава, — заключила Ева, — но, видимо, имеющихся знаний дурочке нашей хватило, раз нашла то слабое место, от удара в которое человека сразу дух испускает.
— Еще одно подтверджение того, что Майка маньячка. Ее надо срочно найти, а я под домашним арестом. Евусик, как же теперь нам с тобою быть? — всхлипнула Евдокия.
Ева сочувственно подбодрила подругу:
— Не унывай, постараюсь одна справиться. А чтобы ты не волновалась, будем держать связь. Кто знает, может оно и лучше, что твой Леня тебя дома оставил. Будешь целей.
— Евусик, — пискнула Евдокия, — одна ты не справишься, не надо Майку искать. Ты тоже из дома не выходи. И береги моего Боба.
— Хорошо, буду беречь, — пообещала Ева. — Целую. Пока.
И потянулись долгие часы ожиданий. Ева еще несколько раз звонила, но сообщения были все одинаковые: «Майка как сквозь землю провалилась. Нигде ее нет».
Евдокия от беспомощности злилась на мужа и Пенелопу и в знак протеста из комнаты своей не выходила. Леонид Павлович перед сном к жене заглянул и виновато спросил:
— Дорогая, как себя чувствуешь?
— Я чувствую себя оскорбленной! — ответила Евдокия, и он исчез, не желая принимать вызов жены.
Потом пришла Пенелопа и едва ли не силой заставила Евдокию поужинать.
— Я приведу к тебе пса, — сказала она, выходя из комнаты с подносом, полным грязной посуды. — Мы уже погуляли и будем прилично себя вести.
— Бродяга всегда себя прилично ведет, в отличие от других членов семьи, — сердито ответила Евдокия.
Пенелопа и ухом не повела. Оставив нападки любимицы без внимания, она, тем ни менее, сделала то, что в обязанности ее никогда не входило: полила все цветы в садике Евдокии. Управившись с домашними делами и впустив в комнату пса, Пенелопа пожелала Дуняше спокойной ночи и важная уплыла в свою комнату. Еще один день прожит с достоинством: все она сделала так, как подобает хорошему человеку. Пенелопа была довольна собой. С этим довольством она чаще всего засыпала, с ним же и просыпалась — никакие беды ее не касались.
А вот Евдокия частенько ругала себя. Вот и сейчас считала она, что день прожит бездарно, что все ее бросили, что никто не любит ее, что все с нею жестоки, что сама виновата, что одиночество и прозябание слишком мучительны, и вообще, так жить нельзя — нет в жизни счастья.
Бродяга прямо с порога в глазах хозяйки все это прочел и набросился на Евдокию со всею своею собачьей любовью: с ног до головы облизал. На душе у Евдокии сразу же отлегло — жизнь показалась светлее.
— Мой ты хороший, — прижав морду пса к своей пышной груди, нежно шептала она в мохнатое ухо. — Один ты меня понимаешь, тебе одному я нужна.
Так, в обнимку с собакой она и заснула, не раздеваясь — тоже назло Пенелопе и мужу.
Разбудил Евдокию телефонный звонок. Она схватила мобильный и обмерла: это была Майя.
— Дуська, — прошипела она, — ты можешь на сотовый мне позвонить?
От неожиданности Евдокия испугалась и задрожала, но вида не подала.
— Опять телефон потеряла? — словно ни в чем ни бывало, спросила она.
Майя шепнула:
— Да, так что? Позвонишь? Мне сотовый нужно срочно найти.
— Сейчас позвоню, — ответила Евдокия. — Маюсик, а где ты?