Ты маньячка, я маньяк или А пес его знает
Шрифт:
— У вас такие мещанские мечты? — перебивая его, поразилась она.
— Нет, мечтаю я о другом, а об этом вам для примера сказал, чтобы вы почувствовали как вы неправы. Сам же я, как истинный христианин, не говорю о любви в отрыве от надежды и веры. Любовь тесно связана с ними.
— Интересно, как же?
— Любовь, это надежда получить от другого то, что не можешь дать себе сам. Надежда — это вера в то, что существует любовь. Вера — это любовь к самому себе с надеждой на бога. Чувствуете переплетение? Замкнутый круг,
Евдокия с усмешкой подвела итог:
— Иными словами, в любовь вы не верите.
Кириллов не согласился:
— Я верю, что есть любовь, но о вечной речи никогда не веду. Любовь сродни детской игрушке, она похожа на колейдоскоп, в котором один узор рассыпается, чтобы из его осколков возник новый узор, еще более яркий и красивый. Так и в любви: старые чувства исчезают, чтобы из обломков опыта составить новый узор.
— И много вы успели составить таких узоров? — кокетливо осведомилась Евдокия.
Учуяв ревнивые нотки он усмехнулся и успокоил ее:
— Если честно, ни одного. Я любить не могу. Пустое занятие.
Евдокию его слова почему-то задели.
— Вы голубой? — строго спросила она.
Кириллов пожал плечами:
— Надеюсь, что нет. До сих пор мне ничто не говорило об этом. К тому же, в вашем замечании логики нет. По-вашему, голубые, это люди, не умеющие любить? Ведь речь шла о любви.
— Но я не понимаю как нормальный человек может утверждать, что для него нет любви, — с жаром воскликнула Евдокия.
— Этого я и не утверждаю. Любовь для меня — это лампочка. Знаете, что такое лампочка?
— Нет.
— Жизнь ее была яркой, но короткой. Вы поняли?
— Поняла. Ваша душа так мелка, что на глубокие чувства ее не хватает.
— Пусть будет так, — согласился Кириллов и с досадой подумал: «Зачем я ввязался в спор с женщиной? Теперь мне не отбиться».
За окнами промелькнул магазин, огромный, дорожный. Кириллов, воспрянул: «Вот и спасение!»
— Вы совсем без багажа, — воскликнулон. — Может, притормозим на минутку и купим самое необходимое?
— Если на минутку, то можно, — не устояла перед соблазном Евдокия и… с полчаса изучала витрины.
И дольше бы изучала, не запротестуй Кириллов.
— Вы не забыли, я очень спешу! — рявкнул он, и Евдокия остановилась, что называется на всем скаку.
— Не паникуйте, уже плачу, — со вздохом сообщила она, нехотя извлекая кошелек из дорожной сумочки.
Кириллов, вздохнув с облегчением, собрался вернуться в машину, но был остановлен.
— Куда вы? — удивилась она. — А вещи? Кто их будет нести? Не видите разве, сколько мне упаковывают?
Упаковывали действительно гору — за полчаса Евдокия купила: тапочки, брюки, два платья, массажный набор, три зеркала, две расчески, стульчик складной, табуретку, купальник, зубные пасту и щетку.
Кириллов, изумленно окинув кучу товара, мгновенно выросшую на прилавке, спросил:
— Мне все брать?
— Только то, за что я заплатила, — лаконично отвтила Евдокия и с чувством исполненного долга направилась к автомобилю.
Увешанный пакетами Кириллов торопливо потрусил за ней. Когда он собрался отправить покупки в багажник, Евдокия решительно возразила:
— Только в салон. Кое-что я должна еще раз примерить.
Этим она незамедлительно и занялась, тут же, едва он успел тронуть с места машину. Первое платье привело ее в дикий восторг.
— Правда красиво? — спросила она, радостно взвизгнув.
Киррилов скользнул кислым взглядом по собранной в складки материи и спросил:
— Красиво? Как вы узнали?
— А что, разве не видно?
Он изумился:
— Видно? Что здесь можно понять? Вы же надели легкое платье на тяжелый костюм.
— Ну да, — согласилась она и озорно усмехнулась: — А чего вы хотели? Вы ждали, что я разденусь?
Кириллов не ждал, честно, но она его заподозрила, и он покраснел.
— Все мужчины похабники, — констатировала Евдокия и, не замечая ярости спутника, переключилась на брючки.
— Какая прелесть, — ворковала она, торопливо разрывая пластковую упаковку.
— Эти брюки для подростков. Зачем вы их купили? — поразился Кириллов.
— Я не могла удержаться. Посмотрите какой редкий палевый цвет.
«Цвет детской неожиданности», — мысленно ответил Кирилов, но промолчал, что было разумно. Евдокия с гордостью заявила:
— Этот цвет мне идет. И брючки прелестны. Отпадный фасон. Узковаты, конечно, и коротковаты, но в целом, роскошные брючки!
— Слава богу, что вы не встретили роскошных ползунков. Теперь и голову на отсечение дам, не рискуя, что и позунки вы купили бы, будь они палевые.
— Вполне возможно, — задумчиво согласилась Евдокия и вдруг спросила:
— Послушайте, но я понять не могу, как такое возможно, чтобы человек совсем не умел любить?
— Почему женщины так много болтают? — вместо ответа ужаснулся Кириллов.
— Это потому, что у них всегда хорошее настроение, а не только тогда, когда они выпьют, — пояснила Евдокия и заметила: — Вы опять ушли от ответа. Как случилось, что вы любить не умеете?
— Я вам не говорил, что не умею любить.
— Ах вот оно что! — обрадовалась она, задумчиво поджимая губы.
— Вижу, вам показалось, что у вас есть шанс, — разочаровал он ее.
— Как вы смеете! — возмутилась Евдокия. — Зачем мне ваш шанс? У меня есть муж!