Ты маньячка, я маньяк или А пес его знает
Шрифт:
— Я рассеянная и на мужчин не смотрю.
— А я, как нормальный мужчина, не могу родную сестру узнать, если она поменяет прическу.
— У вас есть сестра? — оживилась Евдокия.
— Нет, это я для примера сказал. Как я мог вас узнать, когда вы были раздетая и…
Кириллов внимательно посмотрел на нее и закончил:
— Уж не знаю какой вы были, но теперь вы совсем не такая.
— Я изменила прическу, — съязвила Евдокия, — и надела костюм, и накрасилась.
— Ну вот, кто же после таких
— Мой муж всегда меня узнает.
— Надеюсь, это ему не трудно. Впрочем, — Кириллов смерил ее придирчивым взглядом и с улыбкой продолжил: — теперь, пожалуй, и я вас смог бы узнать по…
Он замялся, подбирая слова.
— По узким бедрам и огромному бюсту, — подсказала ему Евдокия.
Он вздохнул:
— Вы снова обиделись.
— Нисколько, таким образом все меня узнают. Но почему вы не хотите сказать про вашу беду? — вдруг спросила она.
Кириллов нахмурился:
— Если вы будете меня доставать…
— Молчу-молчу! — поспешила заверить его Евдокия и тут же задала новый вопрос: — Но почему вы боитесь любить? Это совсем не страшно и очень приятно.
— Неужели? А вы-то откуда знаете? — удивился Кириллов.
— Ну как же, и я в некотором роде как бы была влюблена. Я и сейчас очень даже, кажется, влюблена.
Евдокия сделала паузу и сердито добавила:
— В своего мужа.
— Вот именно, что «в некотором роде», «как бы» и «кажется» да еще в своего мужа. Так мог бы и я завести себе как бы жену и любить ее в каком-нибудь роде. На это меня хватает пока. Вроде.
Видимо, он попал в самую точку — Евдокия обиделась и ей (это всего удивительней) нестерпимо захотелось ему надерзить.
— Знаете что, — сжимая кулачки, закричала она, — вы тут выпендриваетесь, рисуетесь, оригинала из себя корчите, а я все про вас знаю!
— Знаете что? — удивился Кириллов.
— Знаю, что вы все придумали!
— Придумал? Что?
— Придумали эту вашу любовь!
Он рассердился:
— С чего вы взяли?
— С того, что вашу байку я слышала и, кажется, слово в слово, точь в точь. «Внизу живота появляется шар, раскаленный и очень тяжелый», — передразнила его она и рассмеялась: — Занятнейшая история, чистой воды плагиат, а вы просто врун.
— Я никогда не лгу! — бледнея, воскликнул Кирилов.
Евдокия обрадовалась:
— Ну, что я говорила! Человек, который не врет! Никогда! Уникум! Все это я тоже слышала, только не помню где… А правда, где я все это слышала? — задумчиво спросила она, и тут неожиданно выплыло важное, судьбоносное.
Выплыло то, что мучило Евдокию давно среди всех этих странных событий. Фраза, сказанная Кирилловым, уже давно не давала Евдокие покоя — ее мучила цитата из Тагора. Ее вообще многое мучило: страх за мужа, смятение мыслей, невозможность расставить все по своим местам — разложить по полочкам…
И несчастный Боб страшно мучил, и череда ненормальных событий — как возникли они? Куда ведут Евдокию? К чему?
Оглянуться она не успела, а уже едет в Нузу — не мучительно разве? Брат — маньяк, а она едет в Нузу! А вдруг Боб Еву убьет? А Евдокия табуретки и брюки себе покупает, и о Тагоре болтает с полузнакомым мужчиной…
Все не так! Хаос, полный разброд! И эта фраза еще…
Над ней надо подумать, а думать как раз и некогда. И некогда, и некогда — новое и новое все происходит, наростает, наслаивается на старое…
И совпадения. Странные совпадения! Их много! Слишком много!
И совпадения ли они?
Евдокия вдруг замолчала и изменилась в лице. Тишина (для Кириллова уже непривычная) повисла гнетуще — он с опаской спросил:
— Что случилось?
— Ваша фраза, — прошетала она, — ваш Тагор.
— «Что я есть — я не вижу; что я вижу — тень моя», вы это имели ввиду?
— Господи, — пискнула Евдокия, — вы правы! Как я сама не додумалась?
— До того, до чего и Тагор? — усмехнулся Кириллов.
— Именно! — закричала она. — Что я есть — я не вижу; что я вижу — тень моя! Это так просто и так ужасно! Боб винит себя зря!
— Боб, это муж?
— Боб — это брат! — воскликнула Евдокия.
— Ах да, муж у нас Леонид, — вспомнил Кириллов. — С вами я даже это забыл. Видите как вы меня заболтали, — посетовал он.
Она не ответила, погрузившись в раздумия, погрустнела и замолчала. И молчала так долго, что Кириллов забеспокоился и сам уже начал вопросы ей задавать, но Евдокия упрямо молчала.
Впрочем, «упрямо» — неверное слово. Она просто не замечала Кириллова, словно забыла о нем, отдавшись своим страшным мыслям. С этими мыслями Евдокия незаметно уснула и не проснулась даже тогда, когда въехали в Нузу.
Кириллов отыскал в Нузе отель, достал документы из сумочки Евдокии и пошел устраивать ее на ночлег. Свободный номер остался один, и дежурный долго не хотел его отдавать Кириллову для Евдокии.
— Вы понимаете, что я не хочу ее зря будить. Какая вам разница? Я же плачу.
— Тогда номер себе и берите.
— А нельзя оформить на нас двоих?
— Нельзя.
— Почему?
— Потому что она женщина, а вы мужчина. Вот скажите, кто она вам?
— Она мне сестра, — без запинки солгал Кириллов.
— А фамилии разные, — глядя в паспорт Евдокии, заметил дежурный.
— Правильно, сестра моя замужем.
— Но и отчества ваши разные.
— Правильно, мы брат и сестра лишь по матери. Мы от разных отцов.
Дежурный, хитро улыбаясь, спросил: