Ты меня не помнишь
Шрифт:
— Не вставать, не нервничать — отчитывает врач, догадавшись о причинах моего состояния — телефон буду выдавать на час, вечером, чтобы родным позвонить!
Он снова повторяет то, что я и так вызубрила. Врезавшиеся на подкорку диагнозы уже не пугают, потому что я здесь, а этого никогда не должно было случиться. Дешевый тест, купленный четыре месяца назад в сетевом супермаркете, показал, что все могут ошибаться. Исключений нет, я точно знаю и это единственное, что не дает мне скатиться в бездонную яму самобичевания.
Балансирую на грани.
Все правильно, но должно
Отвлекаюсь от мыслей. Голос врача становится громче.
— Вы понимаете, Александра Сергеевна? Кри-тич-но — растягивает по слогам врач — да, мы немного компенсировали деформацию шейки матки пессарием, но он бессилен при отслойке плаценты, а в вашем случае этот риск очень высок из-за ее расположения. Всего два месяца, Александра Сергеевна, потерпите, а на 26 неделе сделаем кесарево. Договорились?
Киваю, понимаю, постараюсь — больше ничего от меня не зависит.
Его цель — сохранить здоровье и жизнь мне и ребенку. Моя обязанность — выполнять все предписания. Всегда, даже если мой мир в очередной раз перевернется и придется искать свое место в нем.
Первую неделю, после того как вернулась домой, я провела в постели. В моей жизни больше не было цели, как и необходимости вставать по утрам. Я отомстила, получила то, что хотела и обрекла себя на бесцветное существование.
Реальность оказалась страшнее.
Я была пуста.
Как так получилось? Почему разрушить и уничтожить все оказалось легче, чем построить заново? Я пыталась жить, пытаясь заполнить себя чем-то новым, но ничего не подходило. Месть занимала слишком много места, чтобы ее можно было заменить чем-то простым и повседневным.
Дни шли, ничего не менялось, и я почти смирилась с этим. Потом был тест, маленькая полосочка бумаги, изменившая все за каких-то пять минут. Я была счастлива и, несмотря на диагнозы, верила, что все будет хорошо, пока не получила сообщение с неизвестного номера. Прослушала его несколько раз, запомнила каждое слово. Сначала молча наблюдала, как рушится мой хрупкий мирок, а потом был взрыв. Я не смогла сдержать эмоции. Плакала от обиды и счастья, испытывая боль и облегчение одновременно, словно что-то выломало ребра изнутри и я наконец-то могла свободно дышать.
Сообщение от Межницкого так и висит в мессенджере. Не удаляю его, оставляя напоминание о том, что все вокруг может оказаться не таким, как кажется, а все, чем ты живешь — ложью.
Поворачиваюсь на бок, лицом к окну. Темно. Я не отрываясь слежу за тем, как постепенно светлеет небо. Надежды нет. Прикрываю глаза и сглатываю ком, подступивший к горлу. Сегодня опять будет пасмурно, как и вчера, и позавчера. За неделю ни единого проблеска, ни единого светлого лучика, вздыхаю я.
Кладу руку на живот и стараюсь не думать о плохом. Мне нельзя.
Тогда о чем?
О солнце!
— Да, малыш, когда ты появишься на свет, будет уже тепло. Мы будем гулять с тобой в красивом зеленом парке... и солнце, оно обязательно выглянет...
— Саша?
Вздрагиваю и поворачиваюсь к двери.
Глава 52
Саша Лисицкая
— Вик? Ты здесь?
Он стоит в дверях, лохматый, невыспавшийся и в очередном своем цвета «вырви глаз» худи. Улыбаюсь. Бельских себе не изменяет.
— Да, только что прилетели. Сестра твоя всех на уши поставила.
Вик улыбается, подходит к кровати и садится на самый край. Я сразу двигаюсь, выдергивая из-под него одеяло, и приглашаю устраиваться удобнее.
— Да, нормально все, Саш, лежи спокойно — волнуется, словно я могу рассыпаться.
— Лялька с тобой?
— И Лялька, и... — Вик замолкает и отводит глаза.
— А где она? — не обращаю внимания на его реакцию.
— Они с Межницким говорят с врачом.
Кажется, я перестаю дышать, услышав фамилию. Он здесь и, конечно, Лялька ему сказала. Другой причины, почему он в ночь сорвался из Москвы, я не вижу.
— Он знает?
— Да, Саш, мы сказали ему.
Нервно сжимаю край одеяла, мне конец. Не представляю, как он отреагировал, но точно знаю, что разозлился. Сбежала, не сказала, что беременна, а он ждал звонка или хотя бы сообщения. Поняла это вчера, когда слушала его признание. Зря Лялька рассказала, я ведь ей ночью по секрету написала.
Приподнимаюсь на кровати, чтобы сесть, дергаю подушку вверх и укладываю ее под спину. Вот теперь удобно. Расслабляюсь, откидываю голову и с шумом выдыхаю. Вик сразу начинает волноваться и пытается сбежать от меня на поиски медсестры.
— Да, стой, ты, нормально со мной все — хватаю за руку и сжимаю в своей ладони — скажи, он сильно разозлился?
— Не знаю, но в самолете он с нами не разговаривал, когда прилетели — тоже. С Лялькой общался пока такси ждали и все.
— Значит, зол — делаю вывод я.
Слышу голоса в коридоре, и по мере их приближения узнаю один. Они приближаются. Голос срабатывает словно триггер, и я вспоминаю сообщение от Межницкого.
— Теперь ты знаешь все. Меня не было там, Саш. Мы с компаньоном уехали раньше. Остался Рясенский Мирон и его знакомые. Мы все проверили, это он был в той комнате... Прости, что не разобрался сразу, что ушел, что поверил ему и пустил все на самотек. За все. Я должен был что-то сделать. Мог бы тогда приехать и все узнать, но я отмахнулся, доверив во всем разбираться Мирону. Я не знал о его пристрастиях, поэтому легко поверил ему. Поэтому так получилось.
Знаю, это ничего не изменит. Нельзя исправить прошлое, но кое-что у меня получилось. Вернее, у нас. Теперь Рясенский каждый день будет жалеть о том, что сделал.
И еще, Саша, я жду тебя, возвращайся.
Сейчас он стоит за дверью, секунда и войдет в палату. Внутри все дрожит от предвкушения, а еще, мне страшно. Что я увижу в его глазах? Обиду, ненависть, безразличие или... любовь?
Жалость!
Нет, только не жалость, пожалуйста, только не от него! Не сейчас.