Ты меня (не) спасёшь
Шрифт:
— Поговорить хочу, — скромница потупилась и продолжала стоять двумя руками держась за ремень новомодной сумочки, как за спасательный круг. — Ты же не дал мне слова.
— И сейчас не дам.
Я уже было хотел пройти мимо, потому как игра Саши утомила меня в самом начале. К чему всё это? Какие разговоры по душам?
Надо было их вести в начале брака, когда я сам старался вызвать жену на разговор, интересовался её мнением, а получал в ответ неизменное: «Как скажешь».
Не спорю, какое-то время такое положение вещей меня вполне устраивало.
— Я
Времени было около четырёх дня, большинство соседей ещё просиживали на работе, любопытные пенсионерки прятались от жары, внезапно грянувшей в последние числа августа, так что разговор шёл почти наедине, и всё же мне не хотелось говорить о Зое на улице. Вот так, мимоходом, как о ничего не значащей попутчице.
— Мы всё равно разведены, Саша, — спокойно сказал я и подошёл ближе. Бывшая жена подняла голову и кротко взглянула на меня. Точь-в-точь брошенная породистая собачка, не понимающая, что ей делать среди дворовой стаи.
— Может, дашь мне второй шанс? Не торопись, отвечать. Сначала выслушай, что я скажу.
— Предупреждаю сразу: о том, как тебе плохо и прочую лабуду вешай своим подругам. Им это интересно.
— Разве я когда-нибудь делала что-то тебе поперёк? — с неприсущей ей ранее горечью произнесла Саша, и я впервые за те годы, что мы провели бок о бок, как мирные добрые соседи, увидел в ней что-то большее, чем послушную марионетку.
* * *
Войдя в квартиру, бывшая жена скромно топталась у порога, не разуваясь и всё так же сжимая в руках ремешок сумки.
— Я теперь здесь чужая. Не стоит проходить в комнату.
— Как знаешь, — ответил я с еле скрываемым облегчением. Грубить Саше расхотелось, но на меня накатила усталость, требующая одиночества. И всё же зарывать голову в песок ни к чему.
— Как ты узнала о Зое? — спросил я, прервав неловкую паузу. — Если намерена отвечать, делай это быстрее. Только не лги.
— Наняла человека, который следил за тобой и навёл справки об этой девушке. Она довольно мила, только замкнута. И хочет вернуть мужа. Ты же понимаешь, что в таких случаях лучший способ привлечь внимание — закрутить новый роман.
Саша склонила голову набок и смотрела куда-то мимо меня вглубь коридора. А потом перевела взгляд, посмотрев в упор.
— Бедный мой Олег, — бывшая протянула руку, намереваясь погладить меня по щеке, как раньше, но я отстранился, отступив на пару шагов.
Саша лишь грустно улыбнулась.
— Неужели ты решил, что ей нужны дети от тебя?
— Выметайся! — коротко сказал я, и она обиженно поджала губы. — Ещё раз появишься — спущу с лестницы.
— Может, ты и заслужил быть брошенным. Не в первый раз, да? — хмыкнула Саша со злостью.
Руки непроизвольно сжались в кулаки, в висках стучала кровь, грохоча в ушах набатом, но я сдержался. Саша этого и добивается: ужалить напоследок. В конце концов, дважды брошенная — это она сама. Болезненный удар по любому самолюбию, особенно если считаешь себя круче
Прямо про меня сказано.
— Ну, чего ждёшь? Сказано убирайся!
Чтобы придать бывшей жене ускорения, я сделал шаг навстречу, напустив на себя холодный мрачный вид. Почему-то это всегда действовало на женщин определённым образом: они считали, что я наконец покажу свою сущность агрессора и, как минимум, надаю им по щекам.
В этот момент каждая из них испытывала некое моральное удовлетворение, что идиотские выводы о моей натуре оказались верны.
Вот и Саша сейчас растеряла невозмутимый вид, позабыв, что играет роль жертвенной скромницы, и вместо этого смачно выругалась.
— Да пошёл ты! — крикнула она, спускаясь по лестнице так скоро, будто я в любой момент мог броситься следом.
— И тебе всего наилучшего! — расхохотался я, закрывая дверь, хотя весёлого было мало.
О Саше я и думать позабыл, как только щёлкнул дверным замком, но как бы не хотел, а игнорировать её слова не мог. Что, если это правда?
Мне вдруг вспомнились все те моменты, которые говорили в пользу этой теории. Ладно, разберёмся. Сейчас мыслить здраво я не способен. В душ — и спать!
* * *
Марина ответила не сразу. Она вечно не слышала телефонного звонка, оно и понятно, справляться с близняшками, которые в три года походили на батарейки «Энерджайзер», в одиночку было непросто.
После смерти отец почти оставил мачеху на бобах. По крайней мере, так мне показалось на оглашении завещания. По лицу тридцатипятилетней вдовы пробежала судорога, а в глазах читалось искреннее удивление, не ослышалась ли она. Но нет, отец оставил всё мне, единственной дочери.
Конечно, адвокат, которого быстро нашла Марина, пообещал отсудить хотя бы четверть положенного по праву наследника первой очереди имущества.
Мол, всё равно нельзя обойти близкого родственника, да я с этим и не спорила. Ник, с которым я тогда недавно познакомилась, поддержал моё решение, и уже через месяц я заключила с Мариной, всё-таки подавшей в суд, мировую.
Та же тётка долго охала и ахала по этому поводу, причитала, как это недальновидно с моей стороны, но я знала, что поступила правильно. Всё равно в суде не выиграть, это я понимала, все консультанты, которых я спрашивала, в один голос говорили, что так и есть. Закон есть закон. Так зачем трепать друг другу нервы?!
Да и, признаться, мне было жалко мачеху. Когда отец был жив, мы с ней особо не контактировали, но и не ссорились. Она надеялась завести своего ребёнка, но муж сразу обозначил границы. Детей ему пока больше не надо. Это «пока» растянулось на неопределённо долгий срок, всё чаще в доме слышались ссоры, но отец стоял на своём. Не сейчас, не ко времени, потом.
Я даже заставала мачеху в слезах, и однажды, когда уже собралась съезжаться с Олегом, чем чрезвычайно обрадовала отца, она выпалила, что сделала пять или шесть абортов, уже будучи замужем. Конечно, кто-то скажет, что сама виновата, надо было рожать и всё, но этот кто-то не знал характера моего родителя.