Ты мне обещал
Шрифт:
Она меня замечает. В первые несколько секунд она удивлена. Смотрит так, словно хочет подойти, но что-то ей мешает. Ах да, огромная пропасть между нами. Затем ее руки нервно теребят поднос с едой. Она отводит взгляд, через секунду снова возвращает его обратно. Я же смотрю, не отрываясь.
Она по-настоящему красивая.
Не такая, как все.
– Кто это, – слышу бормотание Джейка, – чего ты уставился?
Не отрываю взгляд. Ни на секунду. Перебираю пальцами волосы, ни один мускул на лице не дергается. А она все смотрит, смотрит, смотрит, вдруг громко ставит поднос с едой на стол и бежит прочь из кафетерия.
Так лучше. Намного.
– Эй, ты чего, Трой? Отомри.
Я резко поднимаюсь из-за стола.
– Трой!
Лицо Джейка удивленное. Наверно, он впервые видит меня сбитым с толку. Да, я и сам уже забыл, как это, когда тело пронзает электричеством. О, Китти. Что же ты здесь делаешь? Выношусь из кафетерия, запрыгиваю на мотоцикл и завожу двигатель так резко, что колеса неприятно взвизгивают. Хочу унестись отсюда как можно дальше, ведь мысли об этой девушке пробуждают во мне старые чувства, а я пообещал забыть о них.
Я пообещал выкинуть мысли о Китти Рочестер из головы, и я сделаю это.
КИТТИ
Врываюсь в комнату. Громко хлопаю дверью и замираю, будто вкопанная. Что это было? Как такое возможно? Это был Трой? Трой МакКалистер?
– Нет, – шепчу себе под нос, – не может быть!
Человек, перевернувший с ног на голову мою жизнь, здесь. В моем университете. На моей чистой странице. Я должна была начать все заново! Должна была забыть о нем, избавиться от воспоминаний о наших чувствах, наших словах и обещаниях.
– О, Боже.
Я слабо покачиваюсь. Больнее всего ранят именно чувства. Это так несправедливо, когда морально истощить себя может только сам человек.
Воздух вновь испаряется. Я больше не могу дышать. Столько времени пытаться измениться, и сломаться в одну секунду, в одно жалкое мгновение лишь от одного знакомого взгляда.
Закрываю ладонями лицо и беззащитно скатываюсь на пол. Я не плачу – слез не осталось. Я просто крепко зажмуриваюсь и пытаюсь отключиться, потонуть в этой кромешной темноте и больше никогда глаза не открывать. Интересно, так можно?
– Китти? – Стелла стучится в дверь. – Китти? Открывай! Что случилось?
Не хочу двигаться. Опускаю вниз руку, касаюсь пальцами холодного, шершавого пола и смотрю в квадратное окно, из которого лениво пробираются внутрь лучи солнца. Сегодня они тусклые. Такие, как надо; как мне нравится.
– Китти!
Если притвориться, можно не замечать, как тянется время. Можно не замечать, как больно и как трудно. Но это только в том случае, если хорошо притвориться, и если не испугаться последствий, которые определенно настанут в виде опасного равнодушия и холодности. Однако кого это волнует? Вновь забыть про окружающий мир? Вновь стать безвольной куклой, которая просыпается по утрам с целью поскорее приблизиться к тому моменту, когда просыпаться не придется? Хорошо. Как скажете. Все, что угодно, лишь бы выжить. Правильно?
– Китти! Святой Аврелий, открой дверь! Или я ее выломаю!
Любила ли я Троя МакКалистера? Нет.
– Да, – шепчу и закрываю глаза.
Любила так, что от этого было больно. Любила так, что физически ощущала нашу разлуку, и каждый день ждала его возвращения. Любила ли я его? Безмерно. Как в тех самых историях, когда полностью забываешь о себе, когда прыгаешь в отношения, будто в пустой бассейн и не боишься разбить голову, пусть и ждешь этого. Я любила Троя МакКалистера так, как никогда и никого в своей жизни не любила.
– Китти!
Любил ли он меня? Нет.
Поднимаюсь на ноги и неуверенно открываю дверь. Стелла врывается внутрь, будто торнадо и расширяет свои и без того огромные глаза.
– Ты что делаешь? Американка-сумасшедшая! Я уж думала, ты тут вены режешь!
– Не выдумывай, – потираю плечи и сжимаю в кулаки руки, – все нормально.
– Нормально? Ты сбежала! Что случилось? Почему ты не открывала дверь?
– Просто так.
– О, Китти, скажи, наконец, правду!
– С какой стати, Стелла? – заведено вспыляю я. – С какой стати мне делиться этим с тобой? Это личное. Вот и все. Сейчас я в порядке.
– Неужели ты не понимаешь, что ведешь себя странно?
– И?
– И? – блондинка неуклюже поправляет юбку. Видимо, я совсем сбила ее с толку, что трудно сделать. – Китти, почему ты сбежала?
– Стелла, – громко выдыхаю, – не твое дело.
И выхожу из комнаты.
ТРОЙ
Два года назад
– Что за хрень с тобой происходит? – ревет отец, размахивая перед моим лицом бутылкой. Из темного горлышка вырываются капли пива. – Ты разбил тачку.
Была бы моя воля, я бы разбил ему и лицо.
– Так вышло, – отрезаю я, обхожу его стороной и иду к выходу.
На ходу хватаю куртку. Собираюсь спуститься по лестнице, но вдруг чувствую сильный удар в спину и налетаю на стену.
– Ты грязный ублюдок!
Крепко стискиваю зубы, закрываю глаза. Раньше мне было страшно, я боялся, что отец сделает мне больно. Теперь боль – обычное дело. Теперь я ее не чувствую. Лениво оборачиваюсь, тупо смотрю на него, а он начинает орать, какой я козел и выродок. Уже через секунду его кулак врезается мне в лицо, и я даже не пытаюсь увернуться. Руки так и саднит, но я стискиваю их до крови, не могу заставить себя дать сдачи. А он бьет снова и снова, и глаза его становятся странного, рыжеватого цвета, будто наливаются огнем. Зажмуриваюсь от сильного удара по животу.
– Фрэнк, нет! – неожиданно за спиной отца появляется мама. Не хочу ее видеть, не хочу, чтобы он сделал ей больно. – Прекрати, хватит! Фрэнк!
– Отвали!
– Фрэнк! Прошу тебя, умоляю, не надо!
– Ты, щенок, за все заплатишь, слышишь? – папа резко хватает меня за горло и ударяет о стену так сильно, что в голове выстреливают краски. – Ты найдешь деньги и вернешь мне все до последнего цента! Понял?