Ты - мое дыхание
Шрифт:
— Ну если тебе так уж хочется картинки пораскладывать, сядь к компьютеру, — говорил он обычно. — Там тот же пасьянс, только еще «рубашки» можно менять по собственному желанию и пальцы не надо мусолить.
— Ты не понимаешь, — упрямо отвечала она и перепрятывала в новое место свои драгоценные карты с лоснящимися и вытертыми клеточками на оборотной стороне.
Карты пахли старой бумагой и почему-то сдобным тестом. Поля вытащила из колоды червового короля, положила его на стол, раскрыла полколоды веером, достала червовую даму.
«Если жена, то должна быть той же масти, потому что муж и жена — одно тело, одна душа, одни мысли… Тогда, может быть,
Поля уронила лицо в ладони и заплакала. В таком виде, в одной ночнушке, с босыми ногами, растрепанными волосами и красными глазами, ее и застала тетя Даша, открывшая дверь своим ключом.
— Вы не заболели, Поля? — спросила она первым делом. Потом перевела взгляд на карты, понимающе покачала головой и неожиданно предложила: — А хотите я вам погадаю?
— Нет, спасибо… Я ведь всерьез в это не верю. Так только…
— Кстати, зря не верите! Меня гадать еще моя бабушка учила, а к ней с соседних деревень специально приходили.
— Так вам, теть Даш, в какой-нибудь модный магический салон надо устроиться, — Поля вымученно улыбнулась. — Вы даже не представляете, какие бы деньги там могли зарабатывать!
— А-а-а, — та обреченно махнула рукой, — что толку вас убеждать!.. Обедать-то будете?
Есть Поле совсем не хотелось: при одной мысли о еде желудок сводило неприятной судорогой. Она отрицательно помотала головой и ушла обратно в спальню.
Сквозь голубой шелк задернутых штор в комнату пробивался солнечный свет. Она села на край кровати, расправила на коленях сорочку. Сорочка была белоснежная, как облицовка шкафа-купе на стыках огромных зеркал. И Поля вдруг подумала, что, может быть, это на самом деле ужасно, когда заходишь в спальню, а вспоминаешь первым делом мебельный салон? Что, может быть, где-то давно прошла незамеченной грань между ее шутками («А вот теперь у нас много денег, и я стану этакой мещаночкой! Накуплю первым делом кучу мраморных слоников… Хочешь, Борька, мраморных слоников по всей квартире?») и тем, что она на самом деле стала кем-то не тем…
Зеркальные двери злосчастного шкафа мерцали холодно и равнодушно. И Поля с внезапной ненавистью подумала: «А может, разломать его к чертовой матери? И шмотки все к той же матери выкинуть. И квартиру продать. И переселиться обратно в ту комнатушку, в которой прошел медовый месяц и полтора первых года. Туда, где только двухстворчатый шифоньер да письменный стол с диваном и помещались. А еще над диваном панно висело, совершенно ужасное: всадники в масках похищают восточную принцессу. Или, может, это лица у них были такие?.. Где-то, кстати, этот диван вместе с панно есть на фотографии».
Ей вдруг ужасно захотелось пересмотреть прямо сейчас эти давнишние снимки, вспомнить свадьбу, поездку в Крым, первый год после окончания университета, вспомнить то время, когда о грядущем появлении Ирочки Ларской смешно было даже подумать. Она быстро накинула пеньюар, надела тапочки и мимо тети Даши, орудующей пылесосом в холле, прошла в гостиную. Альбом со старыми фотографиями лежал в стенке на антресолях. Он немного запылился, потому что уж очень давно
Так и просидела она над альбомом, любовно рассматривая фотографии и заливаясь слезами, часа два или три. Когда на столике мелодично затренькал телефон, Поля как раз заканчивала разбирать снимки трехлетней давности, сделанные во Франции. Она с сожалением отложила альбом и сняла трубку.
— Поля, Поль, здравствуй! — голос Селиверстова был суматошным и обрадованным. — Как хорошо, что я тебя застал!.. Так ведь и знал, что ты еще не выехала. Я прикинул просто, что тебе от дома до «Эстеллы» добираться минут десять, не больше… В общем, вот, Поль, какое дело: я не знаю, что у Бориса с мобильным, но ты, будь добра, передай ему…
— Подожди-подожди… — Поля рассеянно отвела волосы со лба. — Почему «Эстелла»? Какие десять минут? Я ничего не понимаю.
— Но вы же с Борькой должны там встретиться… — начал Игорь с некоторой досадой и вдруг, оборвав себя на середине фразы, сник: — Или я что-то напутал?.. Да, скорее всего, напутал! Наверное, мне по поводу «Эстеллы» кто-то другой говорил… Пономаренко! Да, точно Пономаренко!..
Она сжимала резную телефонную трубку, выполненную «под мрамор», так сильно, что деревенела кисть. Сжимала и слушала неуклюжий лепет Селиверстова. И даже жалела его. Еще бы! Как бедняжке, должно быть, сейчас плохо: ни за что ни про что заложил друга жене. То, что Борис поехал в «Эстеллу» на свидание с Ирочкой Ларской, было ей абсолютно ясно, и то, что Игорь сейчас просто пытается его выгородить — тоже. Но больнее всего было от того, что добрый, милый Селиверстов, до этого ни о чем не подозревавший, теперь знает — она обычная обманутая жена, каких много. Обычная жена «нового русского»…
— Ой, подожди, Игорь, — Поля постаралась, чтобы голос звучал спокойно и даже беззаботно, — я, кажется, поняла, о чем ты… Нет, мы как-то с Борькой разговаривали о том, что неплохо бы сходить в кафе, вот он, наверное, решил это устроить. Но почему ты решил, что сегодня? Может быть, завтра?
— Да-да, конечно, завтра! — Селиверстов согласился с такой торопливой и от этого унизительной готовностью, что ей захотелось швырнуть аппаратом о стену. Но она все-таки заставила себя закончить разговор, подтвердила, что ничего передать Суханову не сможет, и поэтому Игорю нужно дозваниваться самому. А потом положила трубку. И мраморное чудо с золотыми прожилками ударилось о рычаги с глухим стуком…
На сборы у Поли ушло не больше пятнадцати минут. Когда она вышла в холл в летящем платье жемчужного оттенка, с длинными легкими серьгами в ушах и тончайшими браслетами на запястьях, тетя Даша одобрительно закивала головой.
— Вот это, Поля, дело! Вот это вы правильно поступаете, — она отставила в сторону швабру и быстрым, машинальным движением поправила свои тщательно подкрашенные волосы. — А то моду взяли над картами рыдать да несчастья себе выдумывать. Вы — женщина интересная, красивая. Только жить да жить. Сходите погуляйте, к подруге какой зайдите, по городу покатайтесь, а там, глядишь, и Борис Викторович с работы вернется…