Ты - мое дыхание
Шрифт:
— Не надо девчонку, надо наследника…
— Наследника! — Борис коротко рассмеялся и мотнул головой. — Какое такое наследство ты ему оставить собираешься? Поместье дворянское, что ли? Или сундуки с золотом? Или титул?.. Надо же, наследника!
Поля уже хотела выйти из своего укрытия — разговор ушел в сторону, и тема поездки Суханова в Тулу со своим самоваром, похоже, была окончательно оставлена в покое, — когда Олег заговорил снова.
— Слушай, а почему бы тебе не жениться на Польке? — он перевесился через край гамака. — Кинь мне сливу, будь другом… Ага, спасибо… Нет, в самом деле не такая уж глупая идея. Девка она симпатичная, умная, а, главное, любит тебя. Господи, да если бы Надька хоть сотую
Поля почувствовала, что мучительно и неровно краснеет. Это сравнение с Надей, которая вовсе ничего не делает для того, чтобы очаровать собственного мужа, вроде бы лестное для нее, тем не менее звучало унизительно. Унизительным было и насмешливое перечисление ее уловок: салатики, умные книжки, ежедневный макияж. Но самым обидным казалось то, что Борис молчал. Он задумчиво крутил в пальцах травинку и улыбался каким-то своим мыслям.
— Нет, знаешь, что меня на самом деле восхищает в ней, — не унимался Олег, — так это то, как старается она произвести на тебя впечатление. То расскажет, как познакомилась с Камбуровой, то как ходила в школе в альпинистский поход, то еще что-нибудь такое же сногсшибательное. И ведь наверняка половину сочиняет. Но тем не менее молодец, пытается, как это в их женских книжках пишут?.. Быть каждый день разной?.. Да, точно! Хочешь, я с точностью в семьдесят процентов предскажу, что Поля сегодня поведает нам?
— Ну, и?..
— А сегодня она расскажет, что снималась в кино, в массовке. Была где-нибудь на заднем плане, так что в кадре ее, мол, видно не будет… И знаешь, откуда я это знаю? Просто в бухте сегодня киношники массовую сцену из какого-то пиратско-средневекового фильма снимают, а она как раз в тех местах любит слоняться. В артистки-то она, конечно, вряд ли попадет, а посмотреть — посмотрит.
Про съемки Поля ничего не знала, иначе на самом деле обязательно спустилась бы в бухту. Но сейчас ее гораздо больше заботило то, что ответит Борис… Он еще раз откусил сливу, щелчком закинул косточку под куст, а потом неторопливо проговорил:
— Ты мне Полюшку не трожь! Она — девочка хорошая, обижать ее не надо. Что она там сочиняет, что — не сочиняет, не нам с тобой разбираться… И вообще стряхнул бы ты свои мослы с гамака и пошел посмотрел, как там Надька.
— А что, я не прав, что ли? — почти обиженно поинтересовался Олег. — И потом, что такого обидного ты нашел в моих словах? Девки, они и есть девки. И у Надьки свои причуды, и у…
— Замолчи, я сказал! — теперь под налетом ленивой вальяжности в голосе Суханова определенно угадывались нотки угрозы.
— Все, все, все! Ухожу, Марь Ивановна, ухожу, ухожу…
Жалобно скрипнувшую калитку Поля толкнула с чувством легкого, мстительного торжества. Правда, лицо ее при этом оставалось беспечно-веселым. Она собиралась сделать вид, что абсолютно ничего не слышала и, наверное, воплотила бы свои благие намерения в жизнь, если бы не последняя, больно царапнувшая по сердцу фраза Олега: «И все-таки странно: если ты так по-рыцарски к ней относишься, то почему не женишься?»
— О, Полька, с молоком и хлебушком! — радостно завопил Сергеев, когда она, обогнув пышный куст шиповника, появилась у гамака. Оживление его было подлинным. Олег обычно с искренностью младенца мгновенно забывал то, о чем говорил только что. Суханов улыбнулся одними глазами и взял у нее из рук сумку.
— А хотите знать, что я делала сегодня? — Поля, сняв шляпку, нервно сдула со лба челку. — Сегодня я дебютировала в кино. В бухте снимали что-то такое пиратско-средневековое,
Вечером они с Борисом пошли в кафе «Прибой». По местным меркам оно считалось чуть ли не банкетным залом, но на самом деле было довольно маленьким: столиков десять внутри и столько же снаружи… Выбрали себе место на террасе у узорчатой оградки, увитой цепкими виноградными лозами, заказали вина, печеных фруктов и сыра. Было тепло и тихо. (Вокалист-абориген, к счастью, в этот день отдыхал.) Только стрекотали цикады, да где-то совсем близко, шурша песком, всползали на берег ласковые волны.
— Боря, а почему ты, правда, на мне не женишься? — спросила Поля, когда бутылка «Бастардо» уже наполовину опустела. — Мы вроде бы давно вместе, все у нас хорошо. Во всяком случае, мне так казалось… А об этом как-то даже разговор ни разу не заходил.
Он, наверное, ждал этого ее вопроса, потому что опустил голову и даже кивнул с тоскливой обреченностью, а когда снова поднял глаза, в них без труда читалось: «Ну вот, я так и знал, что этим кончится»…
— Полюшка, — он взмахом руки согнал с ломтика сыра какую-то мошку, — хочешь честно?
— Да, хочу.
— Я просто не понимаю, зачем это нужно. На данном этапе, во всяком случае… Никакие бюрократические препоны, которые можно было бы обойти только с помощью штампа в паспорте, нам пока не грозят. Любить мы друг друга можем и без печати на девятой странице, вместе быть — тоже…
— Даже номер страницы наизусть выучил, — Поля горько усмехнулась, — так боишься, бедненький…
— При чем тут «боишься»? — Борис пожал плечами. — Просто не вижу смысла… Знаешь, у меня одноклассница такая была, Лена Сидорова. Троечница, между прочим. Так вот, когда все в восьмом классе вступали в комсомол, она сказала, что не будет этого делать. Ну, естественно, передовая общественность принялась убеждать несознательную Сидорову, что, став комсомолкой, она сможет принимать участие во всех «интересных комсомольских делах»: всяческих там агитбригадах, КВНах, конкурсах… Мы тогда еще не знали, что это Сидорова — передовая, а мы — отсталые… А она и спрашивает у нас спокойненько так: «А что, если я не стану комсомолкой, то не смогу во всем этом участвовать? Вы меня выгоните?»
— Нет, мы вас не выгоним… — все с той же печальной усмешкой продолжила Поля. — Мы вас конечно же не выгоним. И вы это прекрасно знаете.
Борис поморщился и залпом допил остатки вина в бокале. Потом протянул руку и тихонько сжал ее кисть. Ладонь у него была горячая и сухая.
— Поля, — он попытался заглянуть в ее глаза, но она торопливо отвела взгляд, — ты же понимаешь, что я совсем не это имел в виду? И сказать хотел совсем другое… Да понимаешь ты все, что самое смешное! Отлично понимаешь… Нет, если для тебя так важна печать в паспорте, то, конечно, можно…
Она вскочила на ноги так стремительно, что даже опрокинула легкую пластмассовую вазочку с хилым цветком, украшающую стол. Где-то за густой зеленью виноградников синим лоскутом мелькнуло море.
— Ты ведь сказал эту последнюю фразу, чтобы пристыдить меня? — Поля говорила полушепотом, но этот шепот ее был больше похож на крик. — А я вот, глупая, не понимаю, чего тут стыдиться? Что постыдного в том, что я хочу стать твоей женой? Не чьей-то там вообще, а именно твоей! Что, ты думаешь, я не смогла бы быстро и удачно выйти замуж, если бы захотела? Если так, то ты сильно ошибаешься. Я — не дура, не уродина, и поклонников у меня всю жизнь было предостаточно. Да и вообще не во мне дело… — она вдруг устало вздохнула. — Дело в тебе, в твоей боязни потерять драгоценную свободу и еще в той фразе, помнишь? «Я не знаю, чего хочу и чего буду хотеть завтра»…