Ты - мой спаситель
Шрифт:
— Свидетелям обычно права не зачитывают, — осторожно объяснил он. — В этом нет необходимости. Но поскольку вас это волнует, то мне это кажется хорошей идеей. Потом не будет никакого недопонимания.
Бо подал знак одному из мужчин в общей комнате. И в присутствии этого свидетеля зачитал ошеломленной Мэгги ее права и спросил, поняла ли она их. Получив в ответ утвердительный кивок, он предложил ей прервать беседу.
— Вы не задержаны и не под арестом, но я хочу быть точно понятым. Я расследую пожар в больнице как пожар от поджога. Если вам необходимо присутствие адвоката, мы можем прерваться,
— Нет. — Ответ прозвучал быстро и резко. — Давайте продолжим. Адвокат мне ни к чему.
Бо отослал полицейского и поставил магнитофон на стол между ними. Усевшись поудобнее, он включил его, произнес дату, время и имя собеседницы, а потом обратился к Мэгги:
— Я предпочитаю записывать беседы, а не составлять протокол. У вас есть возражения?
— Да, но не по поводу стиля вашей работы.
Мэгги положила ногу на ногу, то ли случайно, то ли намеренно усевшись так, чтобы ему было хорошо видно ее бедро. Откинулась назад и опустила руки по бокам старого деревянного кресла, обитого кожей.
Он отметил эти смешанные сигналы — безвольно опущенные руки, но отстранившееся напряженное тело. Символическое сотрудничество. Ее поза подзадоривала его на меткий выстрел. Затем он понял, что и поза, и поведение, и одежда — весь ее облик был легкой формой протеста.
Не успев сдержаться, он задал вопрос, который мучил его со вчерашнего дня:
— У вас проблемы с любыми представителями власти? Или только со мной?
— Со всеми. Но в данный момент главным образом с вами. — Она протянула руку и выключила магнитофон. Ее ногти были коротко острижены и отполированы; пальцы тонкие, но сильные. — Не для записи — мне не нравится, когда мне приказывают прийти и обвиняют в том, чего я не совершила. Поэтому вам придется простить меня за строптивость.
Бо потянулся к магнитофону и накрыл ее ладонь своей. Прикасаться к ней было ошибкой, понял он, но не отдернул руку. Не захотел. Ощущение ее маленькой, женственной руки под его ладонью заставило его забыть о подозреваемой и помнить о женщине, которая для него недоступна. Запретный плод всегда вводит в искушение, и она стала еще соблазнительнее, когда отняла свою руку. Движение вышло неловким и неожиданно чувственным.
— П-простите. — Это извинение подчеркнуло две стороны ее личности: одну — отчаянно храбрую, а вторую — неуверенную и уязвимую. Бо спросил себя, сколько человек видели более мягкую сторону Мэгги Сент-Джон. И почему она считала необходимым притворяться такой жесткой.
Ее уязвимость могла быть видимостью, притворством перед ним, но Бо все равно чувствовал, что верит ей. И сделал то, чего никогда не делал: дал ей совет.
— Ладно, не для записи, — если не вы устроили этот пожар, тогда перестаньте сражаться со мной и позвольте мне делать свое дело. Я еще ни разу не арестовал невиновного.
С этими словами он нажал кнопку записи. Относящиеся к делу сведения и факты, связанные с обнаружением огня, не вызвали у нее никаких затруднений, она легко, не задумываясь отвечала на его вопросы. Ни один из ответов не расходился с прежними. Никаких отличий. Она не сказала ничего такого, на чем могла бы споткнуться позднее. Ничего такого, чего уже не говорила прежде.
Затем он подобрался к сути беседы, к причине, по которой решил предложить ей вызвать адвоката. У него имелся пожар, возникший по неизвестной причине, а у нее был единственный ясный мотив для поджога — месть. Он хотел получить запись комментариев Мэгги по поводу ее конфликта с больничным начальством.
— Мне сказали, — сообщил он, — что отстранение от работы было всего лишь еще одним эпизодом в вашей войне с администрацией.
— Ну и что? Нет закона, запрещающего защищать себя с профессиональной точки зрения.
— Такого закона нет, но, по словам доктора Беннета, вы не просто выступали в защиту прав медсестер, Мэгги. Он говорит, что вы хватались за каждый конфликтный случай в стенах «каторги». Так ведь вы прозвали больницу, а?
Мэгги нагнулась вперед.
— Да, сэр. Насколько я знаю, это прозвище появилось там вместе со мной, но против сарказма тоже нет закона. И что вам это дает?
Он не ответил, только наклонился вперед, копируя ее позу, и посмотрел ей прямо в глаза.
— Вы считаете, администрация к вам прислушивается?
— Только в том случае, когда я кричу «Пожар!», — парировала она и откинулась назад.
Бо прикусил губу, чтобы не рассмеяться. Господи, ну почему ему нравится эта женщина? Уж она-то за словом в карман не полезет. Это бесспорно. Мало того, что тело ее жарче, чем очаг пожара, но она еще и остроумна. Бо чувствовал себя сосунком перед женщиной, которая так умела ответить, когда ее загоняли в угол. В его жизни, как это ни печально, не хватало юмора, понял Бо, и удивился, как он раньше этого не замечал.
Вздохнув, Бо откинулся назад и попытался снова вернуть беседу в нужное русло.
— Вы бы могли сказать, что перегорели на работе?
— А что? Кто-то так считает?
Бо не ответил, но его многозначительное молчание послужило ей ответом.
— Великолепно! — Мэгги рывком вскочила на ноги, отошла к окну и отвернулась от него, глядя сквозь открытые вертикальные жалюзи. — Слушали Беннета, да? Или Донну. Она обо мне беспокоится.
Уперев руки в бока, она обернулась.
— Послушайте, Грейсон, работая там, невозможно не перегореть. Больница при монастыре — это заведение на тысячу коек. Через приемное отделение каждый день проходят больные с показателем сахара в крови свыше восьмисот единиц. Каждый день. В частной больнице показатель выше шестисот уже вызвал бы переполох персонала. Экстремальная ситуация. А в нашей больнице у пациента должно быть не меньше девятисот, чтобы мы едва начали суетиться. Кризисные состояния для нас норма. К этому привыкаешь.
Она подняла руку, словно пыталась выловить из воздуха нужные слова. Нашла их, и рука опять вернулась на место.
— Работать в «Клойстере» все равно, что вступить в Корпус мира для работы в странах третьего мира. Альтруизма хватает только до поры до времени, а потом наступает реальность. Медсестры действительно недолго держатся на этой «каторге», а я работаю там уже восемь лет. И могу справиться. Не работа сжигает тебя. А тупоголовая политика администрации, от которой ухудшается помощь больным и сокращается количество медперсонала. Не говоря уже о врачах, подобных Тибодо, которые считают сестер своей собственностью.