Ты - моя ошибка
Шрифт:
Хотя, когда Никита увидел мои слезы, а я взглянула в его одинокие глаза, что-то внутри перевернулось и дало трещину. Очередной огонек надежды, шанс на туманное будущее. И я закричала, позвала Ника. Хотела побежать за ним, поговорить, но тут откуда-то вырос Игнат.
Начались вопросы, проявление заботы, которая мне была не нужна. А когда Митин, наконец, оставил меня в одиночестве, Новиков беспросветно пропал.
Сперва мне казалось, Никита пропал только до завтра, или на крайний случай на пару дней. Однако время шло, а его все не было. Я стала чаще оглядываться, всматриваться
Чувство тоски накрывало: я еще больше отталкивала людей, отдалялась от Анфиски. Перестала разговаривать с братом, что ему не особо нравилось. Ведь у него было столько эмоций, они с Маринкой начали встречаться. Любовь, общие мечты, планы. Слишком красиво и тепло, чтобы я могла разделить это с Ванькой. Поломанная душа требовала лекарства, которого не существовало.
Так прошло две недели. За это время, я покрасила стены в комнате, купила маленькую полку для книг, и большие наушники, чтобы погружаться в музыку. Шум общаги часто изводил, не давал сконцентрироваться на учебе. И не только он изводил. Игнат продолжал одаривать вниманием, а в воскресенье он пригласил нас с Анфиской в кино. Подруга заставила согласиться, мол, хватит сидеть затворниками.
Пожалуй, это был лучший день из всех, за последнее время. Я немного отвлеклась, съела вкусное мороженое, да только в кинотеатре приуныла. Вспомнила Ника. Хотя до этого старалась не думать о нем, заставляла себя. И если днем еще получалось, то ночами с головой и сердцем не удавалось сговориться: Никита мне снился и в этих снах мы были счастливы. Мы были вместе. Просыпалась я в слезах с ощущением полнейшей обреченности.
А потом неожиданно позвонили с полиции. Я сразу запаниковала, мало ли с Ванькой беда приключилась или еще чего хуже. Тут же собралась и понеслась в участок. Хорошо в тот день последнюю пару отменили.
В участнике меня ждал сюрприз.
Оказалось, они завели уголовное дело на Валеру, маминого ухажера. И не просто так завели, а с подачи матери. Я чуть не упала от услышанного, где стояла, там и села. Во-первых, за последний месяц мы с мамой ни разу не созвонились. Она занималась своей жизнью и будто забыла о том, что у нее когда-то была дочь. Да, мне было, безусловно, обидно, плюс тоска, все же она родная кровь. С другой стороны, душило непонимание. Почему мама не звонит? Почему не ищет меня. А вдруг ее дочке плохо, вдруг я болею или попала в беду. Разве родители не должны переживать за детей? И сейчас такое.
После показаний и малоприятных воспоминаний, я вышла на улицу какой-то опустошённой. Словно из меня выкачали всю энергию, словно забрали последние силы, которые поддерживали жизнеобеспечение. Добрела до ближайшей лавки, и, кутаясь в теплый вязаный шарф, вытащила мобильный из кармана.
С неба срывалась морось, стало еще холодней: подул пронизывающий вечер. Ледяными пальцами я набрала нужный номер, три раза вздохнула и принялась ждать гудков. Сердце лихорадочно прыгало, в глазах то темнело, то проявлялась видимость. Губы дрожали, да и все тело тоже. А потом раздался
– Здравствуй, дочка, - произнесла она грустным, но достаточно мягким тоном. Я ощутила, как по щеке покатилась слеза. Зря, наверное, звоню.
– Я была в участнике, - сухо и достаточно сдержанно ответила. Не хватало еще показать свою слабость.
– Надеюсь, его накажут, - мать вздохнула, я вместе с ней. Такая вроде бы обнадеживающая фраза, но почему-то резануло слух. То есть получается, все это время она не надеялась, а теперь вдруг захотела поквитаться с моим обидчиком. С чего такие перемены.
– Почему? Тебе не все равно? – сорвалось у меня.
– Ну, зачем ты так? – ее голос дрогнул, а я постаралась подавить слезы, которые подступали к глазам. С детства моим единственным защитником был брат. Хотя и он не всегда знал, что происходит. Ведь жаловаться глупо. Но порой так подпирало, хотелось подойти, прильнуть к маминой груди и вдоволь наплакаться. Даже сейчас, когда Ник меня бросил. Мне нужно было чье-то плечо, просто кто-то рядом. Чтобы пожалел, погладил по головке, сказал банальную фразу, что все будет хорошо. А она… ей никогда не было дела до своих детей.
– Скажи честно, - прошептала я, сжимая крепче сотовый.
– Милая… - очередной вздох.
– Мам! – крикнула, не в силах сдерживаться. – Прошу! Давай поговорим честно.
– Приходи домой, - мне показалось, она улыбнулась. Хотя эта просьба прозвучала уж больно виновато.
– Когда я убежала, ты не кинулась меня искать. Зачем сейчас зовешь? Что изменилось? Ну же, мам! Перестань быть трусихой. Скажи честно!
– Я не понимаю…
– Все ты понимаешь, - прошипела я. Мне хотелось знать причину ее поступка, ведь такой невиданной щедрости не бывает просто потому, что. По крайне мере, не в случай с мамой.
– Ульяночка…
– Мам, либо я сейчас положу трубку и никогда с тобой больше не заговорю, либо ты скажешь честно, зачем написала заявление!
Очередной вздох. Очередная пауза. Молчание, которое убивает, которое острей любого ножа. Моя мать умела молчать именно таким способом. Я знала это с детства, принимала и пыталась как-то жить дальше. Однако больше нет той тихой Ульяны, больше я не буду прощать все, без хоть малейшей причины. Хватит. С меня хватит.
– Ясно, - прошептала и почти сбросила вызов, как мать неожиданно заговорила.
– Я думала… думала, ты его соблазнила.
– Что? – с хрипом спросила. В горло словно вонзили толстую иглу, подавляя вопль.
– Он всегда смотрел на тебя так, а ты же красивая у меня, молодая, и… в общем… Мне так стыдно, дочка. Мне очень стыдно. Прости меня, пожалуйста. Прости, родная.
Я больше ничего не слышала. Хотя мама продолжала говорить, кажется, она плакала, кажется, умоляла о чем-то. Но я честно не слышала. А может, не могла слышать. В ушах застыла отрезвляющая правда. Ревность. Родная мать ревновала меня к Валере. К этому ублюдку, который… Она не подумала плохо о нем, она подумала плохо обо мне. О той, кого родила, кого воспитывала, кого учила ходить и говорить. Разве так можно? Разве так бывает?