Ты никогда не исчезнешь
Шрифт:
Обними его, Габриэль, обними изо всех сил.
На руках у человека, который только что тебя спас, ты в безопасности.
На руках у твоего отца.
XIII Реинкарнация
Ангельская пыль
85
Нектер остановил машину, как только увидел указатель «Перевал Круа-Сен-Робер». Снег давно растаял, лишь редкие грязно-серые клочки уцелели,
На пассажирском сиденье лежали три букета. Нектер взял первый — безвременник, цикорий, просвирник и дрок, собранные чуть ниже, в подлеске. Знак, отмечавший вершину перевала, был метрах в десяти — небольшой гранитный столбик с отметкой высоты: 1451 метр. Сразу за столбиком стоял простой деревянный крест, к кресту приколочена табличка, на ней — несколько слов:
Мартен. Не Пупу и никто
Нектер наклонился, положил цветы. Мартену они понравились бы. Внизу мелькали разноцветные майки велосипедистов, одолевавших последний отрезок подъема. Одни из них доберутся до перевала, другие выдохнутся и остановятся. Но многие ли вспомнят старика?
В прошлые выходные Жюльен, внук Мартена, стал чемпионом Оверни в младшей группе. Мальчишка буквально взлетел на перевал Круа-Моран. Неудержимый, из породы чемпионов, по словам его тренеров. Нектер подумал, что, быть может, призрак деда вместе с ним жал на педали. Невидимый и неуловимый. Кто знает, может, малыш Жюльен Сенфуэн станет великим чемпионом и через десять лет, когда «Тур де Франс» снова пройдет через эти места, он вместе с дедом одолеет перевал Круа-Сен-Робер, оставив всех позади…
Съехав с перевала, Нектер сунул в магнитолу старую кассету — «Болеро» Равеля. Гобои, кларнеты и медные духовые терпеливо и упорно сопровождали его осторожную езду. Он любовался лесистыми уступами Шодфурской долины, вулканическими дайками, которые высились над деревьями, словно окаменевшие лесники, притормозил, проезжая мимо пустой парковки «Мельницы», окинул взглядом бетонные опоры заброшенной горнолыжной станции, как будто откуда-то могли вдруг высыпать на дорогу призраки, целые семьи с лыжами на плече или сноубордами под мышкой.
Шоссе петляло дальше, играя в прятки с рекой. Уже виден был Фруадефонский мост, серые дома, Источник душ.
Когда он припарковался во дворе фермы и открыл дверцу машины, равелевские гобой д’амур и флейта едва не получили сердечный приступ в до мажоре. Том и Габриэль устроили перед фермой сцену из нескольких деревянных поддонов, сложив их один на другой. Нектер застал концерт в самом разгаре, толпа зрителей состояла из трех спящих котов и десятка переполошенных кур.
Мальчики исполняли нечто среднее между рэпом и роком — во всяком случае, Нектер назвал бы это
— Вы с ума сошли! — крикнул секретарь мэрии. — Санси проснется!
— Хорошо бы! — заорал Габриэль в микрофон.
Они еще и усилитель подключили. Том аккомпанировал другу электрическим риффом, который имитировал извержение вулкана.
— Я тестирую свой подарок! Слышишь, Ники? Эту лиру-гитару, этот адский звук?
Нектер улыбнулся. Никогда еще он не видел Тома таким счастливым. Когда Мадди подарила ему этот инструмент, он на радостях едва не задушил ее в объятиях. Лира-гитара стала лучшим подарком за все десять лет его жизни. Пусть даже он играл на ней не пойми что.
— Что за безумная музыка? — спросил Нектер.
— Hegoak, — с гордостью ответил Габриэль. — Баскский гимн, только мы его переделали, используя партитуры Эстебана.
— Он был первопроходцем! — подхватил Том. — Он понял, что будущее — за лирой-гитарой.
И оба дружно, Том на струнах, а Габи криком, выдали, приведя в негодование кур: Hegoak ebaki banizkio!
Если бы я подрезала ему крылья!
86
Нектер закрыл за собой входную дверь. Уставившись на два букета, я сказала докторским тоном, не допускающим никаких возражений:
— Ники, это очень мило, но совершенно не вовремя. Амандина наверху, в своей спальне, и у нее только что начались схватки. А ты ее знаешь — и речи не может быть о том, чтобы рожать не дома!
— И правда, — вздохнул Ваян, стоявший тремя ступеньками выше. Поверх своей безупречной белой рубашки он надел поварскую куртку. — Сейчас не время.
Я оглянулась на своего любимого психотерапевта.
— Ваян подежурит первым, я приглашена на концерт.
Ваян проворчал, призывая Нектера в свидетели:
— Боюсь, я, не дочитал до конца должностную инструкцию, «повитуха» там было написано очень мелким шрифтом.
— Не скромничай, ты как-никак десять лет изучал медицину.
Мы переглянулись, как два беззаботных интерна. Я поднялась на пару ступенек, чтобы его поцеловать. Всего раз, потому что надо идти слушать, как поет Габриэль.
Нектер поставил один букет в вазу на буфете и мялся, держа в руке второй и глядя на нас.
— Ники, тебе больше нечем заняться?
— Да есть…
Поскольку он не сдвинулся с места, я подошла к нему:
— А второй букет для кого?
— Так… для… Астер…
Я открыла дверь кухни:
— Так чего ты ждешь? Иди дари.
И за секунду до того, как я захлопнула за ним дверь, Нектер успел спросить:
— Может… хотите чаю?
Хлоп!
Я направилась к выходу. Габриэль ждал, я обещала, что приду его послушать.