Ты предал нашу семью
Шрифт:
– Мне всё равно, Рус, - сказала я, прежде, чем выйти.
– Мне вообще всё равно, с кем ты будешь, когда и как. Я услышала тебя… О твоём раскаянии и радости от того, что я свободна. Хорошо, что это так. А сейчас мне пора. У меня очень много дел, Руслан, потому что я очень тороплюсь просто жить. Свою прекрасную жизнь, где есть любовь, свет, добро. Всё то, чего ты меня чуть не лишил. А тебе желаю только здоровья. И больше, пожалуй, ничего. Прощай.
Сказав это, я вышла прочь, а когда за моей спиной закрылись двери в палату Троянского, на душе стало словно
– Домой?
– спросил меня Хмельницкий, когда мы двинулись к выходу из клиники.
Я бросила взгляд на часы и улыбнулась сама себе.
– Домой, да, за Саввой. А потом… в аэропорт.
И в этот момент я была очень счастливой женщиной. Которая жила свою заслуженно прекрасную и светлую жизнь.
Эпилог
Он сидел и смотрел на серо-стальную гладь моря. Эта картина навевала спокойное уныние, которое очень нравилось Руслану. Сюда он переехал довольно давно. Это был маленький прибрежный городок, где Троянский обрёл то, чего ему не хватало в стенах клиники - ощущение, что он дома.
Мама перебралась сюда с ним. Они не говорили о том наказании, которое она обрушила на него своими руками, но эта тема обсуждения и не заслуживала. Всё получилось так, как было и нужно. И сейчас Руслан, постепенно возвращающийся к нормальной жизни, считал, что та самая точка отсчёта, что началась, когда он только очнулся в реанимации, стала заполняться нужными оттенками. И серое море стало лучшим для них фоном.
Он часто сидел вот так, всматриваясь в горизонт, и думал. Почему всё сложилось так, как сложилось? Нет, на жизнь и судьбу он не роптал, но выстраивание произошедшего в логическую цепочку успокаивало.
Сейчас, когда долго раздумывал об этом, понял одно: Женю он разлюбил давно, ещё когда вкусил первых ощущений от богатства и вседозволенности, что давали деньги. Именно тогда он стал ходить налево. Это были кратковременные, порой на пару часов, связи, о которых жена никогда не должна была узнать.
Был ещё один вариант - уйти от Жени. Так было бы честнее, но он не мог. Не давало какое-то чёртово чувство собственности, которое он испытывал. Знал, что его жена - лучшая мать их сына, она бы его никогда ему не оставила. Но представлять, что Савву станет воспитывать какой-то другой мужик, что он же станет ложиться в постель Евгении - это было выше всех сил для Руслана.
Когда появилась Валери, он воспринимал её поначалу лишь как ценный приз, но потом… потом она сумела пробудить в нем те чувства, какие он не испытывал даже к Жене, когда они только начинали жить вместе, и он был влюблён в свою жену. Сейчас, оглядываясь назад, Троянский понимал, что Вэл делала это намеренно. Хитрая сучка… Но тогда он был рад обманываться и готов был поверить во взаимность со стороны любовницы. Это стало своего рода затмением, как будто те чувства, что дремали в Руслане с тех пор, как пожар эмоций по отношению к жене потух, закапсулировались на время, чтобы потом,
Подобно лесному пожару, они испепелили всё. Пронеслись пылающей стеной, сметая всё на своём пути, и погасли, когда Валери потопталась по эго Троянского своими острыми шпильками.
Может быть, Руслан просто не умел любить? Да, наверное, так.
И вот теперь у него была обыденная, наполненная спокойствием и тишиной, жизнь. Его она сейчас и устраивала на все сто процентов.
– Руслан!
– окликнула его мама, как делала это всегда, когда он слишком долго засиживался, глядя на море.
– Холодно!
Троянский кивнул и, прежде чем подняться со скамьи и уйти в дом, сказал скорее сам себе, чем кому бы то ни было:
– Холодно…
***
Прозрачно-синяя вода, такая тёплая, что казалась парным молоком, манила Савву и он плескался в ней с утра и до ночи. Я наблюдала за сыном, которого совсем недавно научил плавать Олег, а сама нежилась на жарком карибском солнышке, правда, делала это под зонтиком, на чём настаивал Мережковский.
– … и представь себе, она вернулась и заявилась прямиком на эту вечеринку! Такая потрёпанная, как будто та самая балерина, которая всё бухает и бухает, но всё равно на фотках вечно на шпагате, - хохотнула Алёна Тихомирова, с которой мы общались по видеосвязи.
Речь, как вы понимаете, шла о Валери, которой всё же удалось освободиться из того места, где она была весь последний год, и вернуться в Россию.
Конечно, обсуждать всё это мне совсем не желалось, но Алёна, которая только недавно родила, и которая жаловалась, что её жизнь превратилась в день сурка, так воодушевлённо обо всём рассказывала, что я её слушала и даже кивала на сказанное.
– Так вот… а у нас появился некий Потапов. Он не так давно развёлся и вернулся ненадолго в родные стены, как говорится. Эта дура прямиком к нему, мол, не хотите ли меня содержать?
Тихомирова расхохоталась так заливисто, что я не удержалась и улыбнулась тоже.
– Ну, она, конечно, не так открыто сказала, но посыл был ясным. А он ей, знаешь, что в ответ говорит? Прямо не скрываясь! Знаете, меня интересуют женщины моложе лет на двадцать!
Теперь уже мы вместе хихикали так, что у меня даже челюсть свело от веселья. Ещё не хватало… Завтра открытие нового совместного проекта с Олегом, будет даже пресса, а меня тут чуть не перекосило от смеха.
– Ой, Жень, ладно, побежала я. Тут у меня вой на всю Ивановскую. Принцесса требует маму.
Она захлопнула ноутбук, я - последовала её примеру. Как будто тем самым отрезала то, что слегка коснулось меня своими щупальцами из прошлого. Но я не пускала его в настоящее, где у меня было всё хорошо. Бизнес, который только развивался, новые отношения, в которых я не торопилась получить всё и сразу, что только приветствовалось со стороны Олега. И конечно, любимый сын.
Он как раз выбрался из воды, подбежал к Мережковскому, забрал у него два мороженых, что купил Олег в кафе, а после оба направились ко мне.